Далеко от Москвы - страница 13

— Не помню, — сказал Алексей.

— Был такой очерк в свое время, — с гордостью подтвердил парторг. — Меня очень обрадовало решение Совнаркома о форсировании строительства. В этом я увидел еще одно проявление нашей силы. Подумайте: если нефтепровод, отстоящий от фронта на несколько тысяч километров, нужен и занимает в войне определенное место, хотя и поспеет только через год, то какая мудрость предвидения заложена в общем плане войны с фашистами!

— Я все понимаю, признаю, со всем согласен! — воскликнул Алексей, вскакивая. — Но вы-то можете меня понять или нет? Я хочу на фронт, туда, где сейчас труднее всего! Нас учили с детства, и на школьной скамье, и в комсомоле: не прятаться от трудностей, быть там, где опаснее всего.

— А разве вас не учили, кроме того... дисциплине? В конце концов, нужно или нет подчиняться старшим товарищам? — жестко спросил Залкинд. — Разве не учили тому, что нельзя себя выделять из общего? Если не учили, тогда и на фронте вы будете рассуждать: «Это не участвует в войне, а это участвует, это важное, это мне подойдет а это не подойдет». Или мы для вас не старшие товарищи? Мне Беридзе говорил, будто фронт опалил вас. Честно признаться — незаметно. Советую хорошенько обдумать то, что мы вам говорим...

Залкинд вернул Беридзе нож и поднялся. Встал и главный инженер. Алексей прислонился спиной к стене, чтобы дать им пройти. Проходя, Залкинд нажал на него плечом и засмеялся:

— Приперли парня к стенке в прямом и переносном смысле!

— Чего вы хотите от меня, старшие товарищи? — спросил Алексей.

— Чего мы хотим от него, Георгий Давыдович? Скажи ему.

— Мы хотим, голубчик, чтобы ты перестал думать об отъезде. Я ведь очень рассчитываю на твою помощь, пора влезать в работу по уши. И еще соображение. Твой отъезд плохо повлияет на управленцев. И без того неспокойно. С Батмановым я улажу: возьму у него рапорт, и тебе не придется с ним объясняться...

Алексей внимательно посмотрел на поздних гостей:

— Не надо брать рапорт, я не боюсь объяснений. Сам, если надо, поговорю с начальником строительства.

— Это полезно, — усмехнулся Залкинд, видимо представив себе предстоящий разговор, и, ткнув Алексея пальцем в живот, вышел. Минуту постояв, за ним последовал Беридзе.

Под жалобный визг и стоны маятниковой пилы Алексей начал укладываться на своей жесткой постели.

В солнечный, чистый и свежий день, какими богат Дальний Восток осенью, Беридзе и Ковшов первый раз пролетели в самолете над трассой. Она проходила по правому берегу реки, лишь в отдельных местах немного отступая от нее.

Сверху Адун еще больше ошеломлял своим широким разливом. Сплошной водный поток, открывавшийся взгляду на земле, распадался, если смотреть на него сверху: река двоилась, троилась и множилась в несметном числе заливов, протоков и рукавов. Они блестели, мерцали, искрились под солнцем.

По обе стороны реки, на сколько мог видеть глаз, простиралась тайга — величайшее нагромождение растительности. В ее безграничных дебрях суровые северяне — лиственница и голубица — жили в теснейшем соседстве с нежными детьми юга — бархатным деревом и виноградом, и хозяин тропических джунглей — тигр охотился за северным оленем.

Можно было подумать, что нога человека еще не ступала в этих диких местах. Но вот внезапно открылось первое селение с аккуратной линией домиков и свежей желтизной нив. Вскоре селения — обжитые и веселые с виду приюты людей у реки — стали проноситься под крылом самолета все чаще.

Трасса дважды пересекала Адун — под Новинском и у небольшого города Ольгохта, тоже стоящего на реке. Чуть ниже этого места река и трасса расставались: Адун величаво уходил вправо, трасса поворачивала налево, на север. Она приближалась к морю, тянулась побережьем до мыса Чонгр. Здесь — в самом узком месте — нефтепровод должен был пересечь бурный двенадцатикилометровый Джагдинский пролив и на мысе Гибельном выбраться на остров Тайсин. Нефтепромыслы находились в северной оконечности острова, в районе города Кончелан — к нему и должны были строители проложить нефтепровод.

Георгий Давыдович остался доволен осмотром. Несколько лет назад он исходил берега Адуна с изыскательской партией — и теперь, с высоты птичьего полета, узнавал знакомые места. У него рождались какие-то мысли, он еще не высказывал их, но многозначительно грозился двинуться в наступление на Грубского.