Дальнобой. Часть 3. Шлюхи - страница 2

Возвращаемся к машине. Рядом с нашим КАМАЗом стоит жигуленок-копейка, в нем три молодые девчонки. Паша разговаривает с невысоким белобрысым парнишкой – водителем копейки, ведут торги.

– Девки наши, с деревни, тут недалеко от трассы, бери, триста рублей час, – заряжает рыночную цену сутенер.

–Да за каким она мне на час нужна? – определяет временные границы Пашка.

–Ну бери на полчаса, девки хорошие, чистые. За двести, – закуривает сигарету белобрысый.

– Да и на полчаса она мне нужна, – гнет свою линию прокурорский зятек.

– А на сколько тебе, скорострелу, глядь, на тридцать секунд надо что ли?

– Не хами! Десять минут – шестьдесят рублей, – выставляет свое условие Паша.

– Шестьдесят? Это не разговор! – заканчивает сутенер.

Паша идет в кафе, Толик поднимает кабину – что-то проверить, я, посмеиваясь над Пашиными приколами, щурюсь на солнце. Благодать. Паша возвращается минут через десять. Очевидно, в кафе он отвел свою мятежную от сожительства с прокурорской дочкой, душу разговором с потерпевшей, от подлого узбекского валютного курса. Мы уже ждем его в кабине. Подходит к скучающему сутенеру:

– Не созрел?

– Это не серьезно, если так мало времени берешь, то надо повышающие коэффициенты вводить, – выдает парнишка-начальник девчонок и крутит в руках книжку калькулятора.

Вот это расклад, что рынок с людьми делает! И откуда только такие слова знают – повышающие коэффициенты. Паша меж тем лезет в кабину тоже за калькулятором. Вооружившись техникой, стороны начинают ожесточенно спорить и неожиданно приходят к согласию – Паша, заплатив деньги, ведет к кабине пассию.

– Паша, ты что здесь что ли собираешься свои грязные делишки делать? Иди на хер в лес, сейчас там тепло, – говорю я высунувшись из кабины.

– Что вы не люди что ли? У меня же время идет!

– Ладно пошли, – первым выпрыгивает из кабины благосклонный Толик.

Я выхожу со своей стороны:

– Не вздумайте в спальник залазить – я там сплю!

Паша под зад подсаживает девчонку в кабину.

– А как тебя зовут? – интересуется деревенское дитя природы.

– У меня всего десять минут, а я что буду знакомиться с тобой что ли! – торопится одержимый похотью клиент.

Мы с Толиком хохочем.

Через десять минут я поливаю из соски довольному, как мартовский кот, Паше на руки. Гигиена, блин. И мы отправляемся дальше в путь. Удивительно, как изменилась жизнь! Всего каких-то пять лет прошло с кончины Великой империи СССР, а все ныне другое! Бывшие комсомолочки и даже партийные мадамы, отринув моральные нормы строителей коммунизма и легко перешагнув все нравственные устои ринулись в жрицы любви. Нет, понятно, все произошло не просто так, добронравие уже было порушено. Чем? Почва была уже хорошо унавожена:

– Искусственным дефицитом, когда еще советские дельцы от распределения и торговли держали продовольственные и промышленные товары на складах, не пуская их в торговый оборот. Ибо знали, при существующей инфляции его выгодней попридержать, а еще лучше дождаться людоедских Гайдаровских реформ, когда за день товар вырастет в цене в десятки раз.

– Общей безнадежностью. Многомесячной задержкой заработной платы или выплатой ее в натуральной форме, зачастую по ценам в несколько раз выше сложившейся рыночной.

–Циничной, наглой, чубайсовской приватизацией. Когда в Москве по залоговым аукционам, по своим расписывались самые лакомые куски – российские недра и бывшие флагманы промышленности. На местах старались не отстать, и местная бывшая партийная бонза и новые сильные мира сего – бандиты подбирали под себя все то, что не захватили «абрамовичи».

–Бандитским беспределом, повальным алкоголизмом и наркоманией. Криминальную ситуацию в Москве контролируют сходки воров в законе, в каждом городе и населенном пункте «смотрящий» от братвы. В России вечером за железную дверь, а двери стали железными у всех сразу после распада Союза, лучше не выходить – улицы принадлежат криминалу и наркоманским бандам, которые готовы растерзать любого.

–Ну, и конечно, нашим телевизором, который мерзкими передачами вроде «До и после полуночи» и фильмами про бандитов и интердевочек привил тягу к хорошей жизни.