Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - страница 31

Вчера Человек-с-тысячей-шарфов повернулся к Марте. Он медленно приподнял чашку — с удивительным изяществом для человека, у которого такие сильные, несмотря на возраст, руки, — ее уже давно поразили эти его руки. Бог знает когда, тогда же, когда и изобилие шарфов и шейных платков, что ни день новых. Он медленно приподнял чашку и посмотрел на Марту так, будто угощал этим кофе, чей аромат уже обволакивал ее, а потом пригубил напиток и стал пить его, не сводя с Марты взгляда, словно приглашая разделить с ним момент сладостной дегустации.

Марта, вопреки всяким ожиданиям, и глазом не моргнула, тем более что в этом его взгляде не было и следа пошлости, зато мелькнуло нечто братское. Сидя через три столика от него, она, благодаря силе фантазии, внезапно вспыхнувшей у обоих, допила вместе с ним эту черную горькую жидкость до последней капельки. А потом Человек-с-тысячей-шарфов совершенно естественным жестом достал свой блокнот для набросков и склонился над ним, а Марта снова погрузилась в решение гигантского суперкроссворда, заставляя себя прикончить наконец этот совершенно безвкусный травяной — из вербены — чай…

Опять же вопреки ожиданиям и опасениям, впервые за столько лет опробованный ею сегодня утренний кофе не вызвал ни сердцебиения, ни какого-либо другого наказания за неосторожный с ее стороны поступок. Она, подумав, налила себе вторую чашку и отпила из нее, сопроводив глоток вздохом удовольствия, приподнявшим ее плоскую, чуть костлявую грудь.

Утро продолжалось. Марта воспользовалась приливом энергии, чтобы проветрить комнату и разобрать старые газеты. Вот вчерашняя, с разгаданным на три четверти кроссвордом. В самом центре решетки ее внимание привлекло одно слово. Она написала его сразу после того, как «разделила» кофе с Человеком-с-тысячей-шарфов. Вот оно, это слово: «план». Какое там было определение? А-а-а, вот оно где: «термин, обозначающий способ завершить некое особое намерение». Марта так и не поняла, что покраснела до корней волос, просто почувствовала прилив жара к щекам.

Да, у нее теперь есть план. И особое намерение тоже есть, совершенно особое и глубоко личное намерение. После стольких лет жизни без единого желания, без единого каприза, совершенно особое и глубоко личное намерение Марты состоит в том, чтобы прийти сегодня к трем в кафе «Три пушки» и заказать Валантену две чашки черного кофе, причем только одну из них — для себя.

— И два кофе, пожалуйста, да-да, именно два!

Валантен упорхнул. Можно было подумать, он испытывал чувство глубокого удовлетворения оттого, что сейчас поставит на столик перед Мартой нечто иное, чем ее обычный отвар вербены.

Хотя в момент, когда был сделан заказ, он слегка растерялся. Марте даже показалось, что он колеблется, не решаясь уточнить, действительно ли речь идет о «двух кофе», но что-то ему мешает задать прямой вопрос.

Марта прыснула со смеху, удивленная собственной дерзостью.

А теперь, когда обе чашки стояли перед ней, пришла ее очередь растеряться: «его» здесь не было. В столь тщательно обдуманном и тысячу раз просчитанном плане оказалась непредвиденной одна возможность: даже на секунду она не могла себе представить, что его здесь не окажется. Всегда, открывая дверь «Трех пушек», она видела, что Человек-с-тысячей-шарфов уже тут, за столиком, и собака у его ног, и он рисует в своем блокноте редких в эту пору посетителей.

Да и вообще — он попросту ДОЛЖЕН был быть здесь!

Марта совершенно дезориентирована. Ее теперешнее ощущение настолько странное, такое смутное… Нет, это не только разочарование. Разочарование, оно-то ей хорошо знакомо: это — когда кто-то из ее детей, к примеру, Селина, да, Селина чаще, чем Поль, точно, чаще, отменяет обещанный приход с малышами, а все вкусненькое уже на столе и кока-кола, купленная для такого случая, стынет в холодильнике. Или еще: когда она просыпается оттого, что в бедре невыносимо колет, так и стреляет, причем еще и часа вроде бы не прошло после приема снотворного, и это вынуждает вдруг засомневаться в медицине, привычном для нее объекте культа, служащем предметом повседневных размышлении.