Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - страница 4

Соланж несколько раз перечитала коротенькую записку. Нет, дело не в том, что ее так уж волновали признания Жан-Пьера, — он, конечно, очень симпатичный, но ему давно нечем ее удивить. Все дело в слове: впервые ей адресовано это слово — «бабушка»… Еще вчера она, разумеется, обиделась бы. Слово показалось бы ей оскорбительным, хлестнуло бы больнее пощечины. А вот теперь она, напротив, смакует его, словно оно заполняет какой-то пробел, будто Жан-Пьеру удалось найти имя для неизреченного, невысказанного желания, жаждущего определенности. Это слово ей подходит. Оно ей нравится. Оно идет ей, как этот высвобожденный из полотняного чехла серый костюм. Разве не его она подыскивала все утро, когда думала о Дельфине? На этот раз, спасибо Жан-Пьеру (до чего же он хороший парень, этот Жан-Пьер!), она его поймала. Нечто «за пределами матери»… Как же она сразу не догадалась? Оно самое. Бабушка, мамина мама, бабушка маму во всем превосходит, бабушка больше знает, она умнее, она мудрее, она нежнее, она… Соланж повернула голову к нечаянному пророку, приславшему ей разгадку. Жан-Пьер так покраснел, заполыхал таким алым светом, что, и не глядя на Соланж, можно было понять, какой ослепительной улыбкой она наградила своего верного рыцаря…

Опять телефон. На этот раз звонит директор агентства, приглашает Соланж зайти к нему в кабинет. Бернар — великолепный руководитель, жизнерадостный человек, который лестью и оптимизмом может добиться от своих служащих чего угодно и даже немного больше того.

Директор не обратил внимания на непривычную одежду Соланж. Зато ее опоздание незамеченным не прошло. Он, конечно, не следит за подчиненными, но все-таки… И потом, разве не на Соланж все здесь держится?

— Надеюсь, Соланж, у вас ничего не случилось? — спрашивает он, поднимая очки на высокий, с залысинами лоб.

Соланж на мгновение залюбовалась тонко подчеркнутым отрицанием.

— Разумеется, ничего, дорогой Бернар. Просто, видите ли, начиная с сегодняшнего дня, мне понадобится… как бы это объяснить… я нуждаюсь в том, чтобы полностью располагать моим временем. Да, именно так — полностью располагать моим временем.

В голосе Соланж ни малейшей агрессии, даже и простой дерзости тоже нет. Она говорит снисходительным тоном. Это куда хуже. Вообще-то она и сама не понимает, откуда у нее такая уверенность, такое высокомерие, свойственные только тем людям, у которых позади слишком большой кусок жизни, чтобы не суметь отрешиться от настоящего.

— Собственно говоря, — продолжает она безмятежно, — завтра я, наверное, в агентстве не появлюсь. Буду здесь в четверг во второй половине дня… или, может быть, в пятницу… там посмотрим…

С этими словами Соланж тихо выходит из кабинета Бернара, постаравшись как можно аккуратнее прикрыть за собой дверь. Потому что хлопнуть дверью перед носом у собственного начальника для нее теперь так же невозможно, как помчаться вслед за уходящим автобусом. И оттого, что ею отныне владеет приятная и непреодолимая уверенность в том, что начальнику до нее во всех смыслах куда как далеко, ровным счетом ничего не меняется.

Соланж задумчиво рассматривает свое отражение в зеркале над полочкой в ванной, тесно заставленной флаконами, баночками, всевозможными чудодейственными кремами.

Сегодня утром она изучает себя вовсе не для того, чтобы встать под знамена красоты в ряды молодых. Напротив, ей, неизменно стойкому солдатику, внезапно захотелось из этой армии дезертировать.

Она разглядывает свое отражение, и в ее намерения не входит, надраив себя до блеска и прорисовав все до единой реснички, явиться на перекличку; нет, она повинуется каким-то другим — смутным, еще не вполне осознанным побуждениям. И если в это утро Соланж особенно пристально отыскивает на себе мелкие, но роковые знаки, тревожные пометки времени, то совсем не с тем настроением, с каким делала это в любое другое утро. На этот раз, заметив их, она испытывает совершенно особенное удовольствие. На этот раз они не пугают, а успокаивают ее.

Теперь Соланж всматривается не столько в настоящее, сколько в будущее. Плотно сомкнув ступни, она весело перепрыгивает сегодняшний день и приземляется в завтрашнем. Ищет себя там, где ее пока что нет, но где она непременно окажется. И даже старается поскорее там оказаться, торопит события, забегает вперед.