Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том V - страница 10

Пришёл тот горестный день, как нам надобно ехать. Людей нам дали для услуг 10 человек, а женщин на каждую персону по человеку, всего 5 человек. Я хотела свою девку взять с собой, однако золовки мои отговорили, для себя включили в то число свою, а мне дали девку, которая была помощницей у прачек, ничего делать не умела, как только платья мыть. Принуждена я им в том была согласиться. Девка моя плачет, не хочет от меня отстать, я уже её просила, чтоб она мне больше не докучала. Пускай так будет, как судьба определила. И так я хорошо собралась: даже рабы своей не имела, денег ни полполушки. Сколько имела при себе эта моя воспитательница, мне отдала; сумма не очень велика была — 60 р., с тем и поехала. Я уже не помню, пешком ли мы шли до судна, или ехали, недалеко река была от дома нашего. Пришлось мне тут расставаться со своими, потому что дозволено было им нас проводить. Вошла я в свою каюту, увидала, как она прибрана, сколько можно было помогала моему бедному состоянию. Пришло мне вдруг её благодарить за её ко мне любовь и воспитание, тут же и прощаться, что я уже её в последний раз вижу; ухватились мы друг друга за шеи, и так руки мои замерли, и я не помню, как меня с нею растащили. Опомнилась я в каюте или в чулане, лежу на постели, и муж надо мной стоит, за руку держит, спирт нюхать даёт. Я вскочила с постели, бегу наверх, думаю ещё хоть раз увижу, нет места того, знать, далеко уплыли. Тогда я потеряла зерно жемчужное, которое было у меня на руке, знать, я его в воду уронила, когда со своими прощалась. Да мне уже и не жаль было, не до него, жизнь тратится. Так я и осталась одна, всех лишась для одного человека. И так мы плыли всю ту ночь.

На другой день сделался великий ветер, буря на реке, гром, молнии, гораздо звончее на воде, нежели на земле, а я грома с рожденья боюсь. Судно вертит с боку на бок. Как гром грянет, так и попадают люди. Золовка меньшая очень боялась, та плачет и кричит. Я думала — свету преставление. Принуждены были к берегу пристать. И так всю ночь в страхе без сна проводили. Как скоро рассвело, погода утихла, мы поплыли в путь свой. И так мы три недели ехали водою. Когда погода тихая, я тогда сижу под окошком в своём чулане, когда плачу, когда платки мою: вода очень близко, а иногда куплю осетра и на верёвку его; он со мной рядом плывёт, чтобы не я одна невольница была и осётр со мною. А когда погода станет ветром судно шатать, тогда у меня станет голова болеть и тошнить, тогда выведут меня наверх на палубу и положат на ветру, и я до тех пор без чувств лежу, пока погода утихнет, и накроют меня шубой: на воде ветер очень пронзительный. Иногда и он для компании возле меня сидит. Как пройдёт погода, отдохну, только есть ничего не могла, всё тошнилось.

Однажды что случилось: погода жестокая поднялась и бьёт нас жестоко, а знающего никого нет, кто бы знал, где глубь, где мель и где можно пристать, ничего того нет, а всё мужичьё набраны от сохи, плывут, куда ветер гонит, а темно, уже ночь становится, не могут нигде пристать. Якорь бросили посреди реки — не держит, оторвало и якорь. Меня тогда уже не пустил мой сострадалец наверх, боялся, чтобы в этой кутерьме меня не задавили, а положил меня в чулане, который для нас сделан был, дощечками отгорожен, на кровать. Люди и работники все по судну бегают, кто воду выливает, кто якорь привязывает, и так все в работе. Я так замертво лежу, слышу я вдруг, нас как дёрнуло, и все стали кричать, шум превеликий стал. Что же это за крик? Все испугались. Нечаянно наше судно притянуло или прибило в залив, и мы стали между берегов, на которых лес, а больше берёзы; вдруг стала эта земля оседать несколько сажен и с деревьями, опустится под воду, и так ужасно лес зашумел под самое наше судно, и так нас кверху поднимет, а тотчас в тот ущерб втянет. И так было очень долго, и думали, что пропали, и командиры наши совсем были готовы спасать свою жизнь на лодках, а нас оставлять погибать. Наконец уже видно стало, как эту землю все рвало, что осталось её очень мало, а за нею вода, не видно ни берега, ни ширины её, а думают, что надобно быть озеру; когда б ещё этот остаток оторвало, то надобно б нам быть в этом озере. Ветер преужасный. Тогда-то я думала, что светопреставление, не знала, что делать, ни лежать, ни сидеть не смогла, только Господь милосердием Своим спас нашу жизнь. У работников была икона Николы Чудотворца, которую вынесли на палубу и стали молиться; тотчас же стал ветер утихать, и землю перестало рвать. Ветер стал утихать, и землю перестало рвать, и мы избавились той беды, выехали на свету на свой путь, из этого залива в большую реку пустились. И так нас Бог вынес.