Данте. Преступление света - страница 6

Данте показалось, что перед ним — жертвы кораблекрушения. Впереди шествовал высокий мужчина в грубой темной сутане с надвинутым на бородатое лицо капюшоном. Он опирался на длинный посох, увенчанный крестом, заключенным в круг. За ним двигалась группа мужчин и женщин, одетых таким образом, словно предводитель оторвал их от самых будничных занятий. На них были одежды крестьян, торговцев, благородных людей, рыбаков, воинов, проституток, врачей и менял… Казалось, в этой печальной процессии собрались представители всех сословий и занятий, существующих в мире.

Среди толпы виднелись мулы, нагруженные самыми невероятными пожитками в сундуках и узлах. На спине одного из мулов красовался особенно большой сундук. Несмотря на сильную руку ведущего его под уздцы мужчины крепкого телосложения, животное все время недовольно дергало головой. Сундук был покрыт белым покрывалом с красным крестом.

Вскоре песнопение возобновилось, и процессия, возглавляемая монахом, медленно прошествовала в ворота. Стражники, в чьи обязанности входил сбор пошлины за посещение Флоренции, не сказали ни слова.

— Кто это? — спросил поэт.

— Наверное, пилигримы, направляющиеся в Рим, — ответил капитан.

— Думают, что папа Бонифаций отпустит им все их грехи?[6]

— Они сбиваются в толпы, надеясь, что на перевалах их не ограбят разбойники… Хотя чем можно поживиться у этих оборванцев… — пробормотал начальник стражи, провожая презрительным взглядом вошедшую в ворота толпу.

— К тому же, — усмехаясь, добавил он, — хозяева наших постоялых дворов почище любых грабителей!

Данте в последний раз взглянул вслед пилигримам и сел в седло.

— Куда везти эти железяки? — спросил поэта капитан таким тоном, словно ему ужасно хотелось избавиться от мешка с загадочным содержимым.

— Проводите меня до Дворца Приоров при монастыре Сан Пьеро, а мешок отвезите мастеру Альберто из Ломбардии. Его мастерская у церкви Санта Мария. Пусть он как следует спрячет этот мешок. Завтра я к нему зайду.

Во дворе монастыря Сан Пьеро уже светило солнце, взошедшее над его крышей. Поэт прошел туда, где все еще царила тень и начиналась лестница, ведущая к кельям. Стоило ему подняться на пару ступенек, как на него налетел человек, сломя голову несшийся вниз. Это была почти обнаженная девушка. Поэт замер с разинутым ртом, узнав ее худенькое личико, на котором сладострастным огнем сверкали зеленые глаза.

— Пьетра!.. — задохнувшись, пробормотал он.

Девушка как ни в чем не бывало рассмеялась ему в лицо и побежала к выходу. На Данте пахнуло вином. Несколько мгновений поэт раздумывал, не броситься ли ей вдогонку, но услышал звук тяжелых шагов и остался на месте. На верхних ступенях лестницы появился запыхавшийся полураздетый мужчина. Увидев Данте, он замер на месте и заговорщически подмигнул поэту, прошествовавшему к своей келье, не удостоив его даже взглядом.

— Чего это вы надулись, как индюк, мессир Алигьери?! Хватит задирать нос! — крикнул полуголый мужчина вслед Данте. — Ведь мы уже два месяца безвылазно сидим в этом монастыре, как в тюрьме!.. Хотя вы как-то умудряетесь шастать по своим делам даже по ночам!

Данте замер на месте, повернулся и сделал несколько шагов в сторону говорящего. В висках у поэта застучала кровь, а в глазах потемнело от усталости и недомогания. Со спокойствием стороннего наблюдателя констатировав, что и сам он порой — не образчик добродетели, Данте все же протянул руки к горлу полуголого мужчины, который быстро ретировался вниз по лестнице в сторону караульного помещения.

— Вы что, ревнуете ко мне свою маленькую шлюху?! Да никуда она от вас не денется! — ухмыльнулся мужчина, стараясь держаться на почтительном расстоянии от поэта. — Ищите ее в публичном доме, где я ее и нашел!

Сжав кулаки, Данте повернулся в сторону своей кельи:

— Послушайте, Лаппо! Мы по чистой случайности оказались сейчас в одной должности. Я стараюсь оправдать оказанную мне честь, призвав на подмогу весь мой ум и все мои добродетели, а вы — ведете себя как купающаяся в пороках посредственность. Впрочем, чего еще от вас ожидать!

Данте произнес эту краткую речь ледяным тоном и довольно громко. Остальные приоры так и не высунулись из своих келий, но поэт надеялся на то, что они уже проснулись и слышали его слова.