Данте. Преступление света - страница 81
— Вас заинтересовала голова Януса? — спросил француза Данте. — Но ведь это всего лишь олицетворение предрассудков древних, живших во времена лживых и коварных богов.
Монерр повернулся к поэту единственным зрячим глазом, словно желая что-то ответить, но промолчал и снова отвернулся к статуе.
— Кажется, нашего друга не может оставить равнодушным то, что существует в виде двух одинаковых форм, — предположил Арриго. — Возможно, это оттого, что его глаз утратил своего брата. Ведь попранные законы природы заявляют о себе особенно громко…
Марчелло молчал, глядя поверх статуи на большую водяную мельницу у дальнего моста, где закончил свою жизнь монах-мошенник. Потом он неожиданно обратился к Данте:
— А может, зловещая суть моста скрывается в самой его форме, а не в натуре взошедших на него людей? Как вы думаете?
— Ваши странные слова явно скрывают какую-то аллегорию, ускользающую от моего разума.
— Пожалуй, я могу вам помочь, — сказал Арриго. — Если я правильно понял, мессир Марчелло говорит о предназначении подобных сооружений. В этом смысле я согласен с тем, что в них видны проявления древнейшего человеческого дерзновения, из-за которого мы были изгнаны из рая. Ведь мост преодолевает препятствие, воздвигнутое на нашем пути Всевышним, и следовательно, нарушает Господнюю волю.
— Я вас понимаю. Это очень изящное толкование, но, пожалуй, неверное, ибо оно исходит из того, что Господь с самого начала предопределил все сущее, которое не терпит никаких изменений, в том числе и в результате действия рук человека. Это, однако, противоречит Священному Писанию, в котором говорится, что Бог сделал человека властелином творения. Что же это за властелин, которому не должно подчинить своей воле даже обычный водоем?!.
— Но ведь в Священном Писании говорится и о том, что человеку не должно вкушать от древа познания добра и зла, — покачал головой старый медик. — Значит, власть человека не безгранична.
— Однако от всех остальных древ мы, кажется, вольны вкушать и вкушаем! — рассмеялся Арриго. — Мы ведь даже рубим их на дрова! А вам не кажется, мессир Алигьери, что прав был Гераклит[48], писавший о том, что дни наши — лишь пыль времен, рассеянная в безграничном мироздании наподобие атомов Лукреция?[49]
— Я считаю, что всем правит определенный порядок. Господствуй в мире случай, воздаяние по делам после смерти утратило бы смысл. Тогда и Сын Божий воплотился бы и пострадал на кресте лишь по случайному стечению обстоятельств!
Марчелло поддержал поэта, с серьезным видом кивнув головой.
Арриго же негромко проговорил:
— А вам не кажется, что именно в господстве случая проявляется вся красота необъятного и не постижимого человеческим разумом творения?
— Может, это и так, мессир Арриго, — ответил Марчелло. — Однако число возможных сочетаний обстоятельств хоть и огромно, но все же конечно. В далекой Персии, пока Магомет не обратил ее мечом в свою веру, мудрецы считали, что все на свете существует на протяжении лишь двадцати шести тысяч лет, а потом гибнет и вновь возникает в прежней форме. Очевидно, за двести шестьдесят столетий все возможные сочетания оказывались исчерпанными.
— Но ведь двадцать шесть тысяч лет кажутся бесконечными только нам, — возразил Данте. — Для Господа Бога они — лишь крупица самого быстротечного мгновения. Как может наш всесильный создатель повторять свое творение в одном и том же виде? Неужели он станет уничтожать свое безграничное царство, чтобы снова создать все за шесть дней, вновь и вновь заставляя свет воссиять во мраке?..
— А почему бы и нет, мессир Алигьери? — ответил Марчелло. — Все уходит в небытие, а потом вновь возникает в той же форме, прославляя своим появлением вечный порядок вещей.
— Но это же безумие, мессир Марчелло! — воскликнул Арриго. — А докучающие нам мухи? Они тоже будут бесконечно возрождаться? А мулы и ослы, утопившие в своих экскрементах флорентийские улицы?!
— Безусловно! Да ведь и вы сами видите, что они вечны! — воскликнул старец.
— Значит, все вернется? — пробормотал внимательно слушавший его Данте. — И убийство Гвидо Бигарелли? И ничто не сможет его предотвратить? Ничто! Даже угрызения совести… Ваше учение делает зло непобедимым, Марчелло!