Дар божий. Соперницы - страница 22

Дверь, видимо, была дополнительно обита каким-то звуконепроницаемым материалом, потому что тишина, стоявшая в кабинете, казалась просто нереальной. Белые пластиковые панели были прикреплены от пола до потолка, поэтому казалось, что кабинет больше, чем он был на самом деле. За стеклянными дверками шкафов хранились памятные для школы вещи: грамоты, кубки, дипломы. Мебель, стоящая у стола, была обита добротной вишнёвой кожей, придавая комнате вместе с безукоризненной полировкой торжественно-парадный вид.

То ли из-за этого парадного вида помещения, то ли из-за тишины, царящей здесь, ни одному посетителю никогда не приходило в голову разговаривать в кабинете на повышенных тонах.

Войдя в кабинет и негромко поприветствовав директора, Вороновский остановился.

— Простите, я заработалась, вы по какому вопросу пришли? — слегка извиняющимся голосом проговорила директор. По её лицу было видно, что она чрезвычайно занята и не может себе позволить тянуть время, разгадывая, кто перед ней стоит.

Евгения Игоревна Гончарова была директором этой школы уже много лет. Наверное, школа — болезнь, потому что входит в кровь, сливаясь с человеком, растворяясь в нём. Те, кто не выдерживает этого своеобразного экзамена, уходят, а те, кто остаётся, срастаются с ней и не мыслят своей жизни без неё. Вот так произошло и с Гончаровой, которая пришла сюда много лет назад и осталась. Она никогда не придиралась к людям по мелочам, не испытывала удовольствия при мысли, что имеет власть над ними, старалась по возможности избегать конфликтов и всегда приходила на помощь тому, кто в этом больше всего нуждался.

Удивительный факт, но, помимо того, что она была умелым руководителем и просто порядочным человеком, она была ещё и очень интересной женщиной. С первого взгляда Вороновский отметил её необыкновенные глаза. Тёмно-карие, почти чёрные, с каким-то странным стальным отблеском, они сразу привлекали внимание собеседника. Чёрные, словно вороново крыло, волосы были аккуратно уложены в стрижку «каре». Аккуратные, изящные черты лица, почти греческий строгий профиль и какой-то лёгкий азиатский налёт аристократичности.

— Извините, наверное, я не вовремя, но другого времени у меня просто не представится. Моя фамилия Вороновский, зовут меня Лев Борисович, я заведую одной из кафедр крупного гинекологического республиканского центра.

— Прошу вас. — Директор протянула руку, поднявшись навстречу гостю, и указала на кресло, стоящее около её стола.

— Меня к вам привело очень серьёзное дело, оно касается моих детей, Андрея и Григория, которые учатся в третьем классе у Стрешневой Татьяны Николаевны.

— В чём, собственно, дело? — Евгения Игоревна положила ручку на стол и очень внимательно посмотрела на визитёра.

— Дело в том, — начал Вороновский, — что полтора месяца назад, в самом конце декабря, завуч начальных классов позволила себе заявить моим детям, что они не являются мне родными сыновьями.

Директор непонимающе взглянула на Вороновского.

— Вы говорите о Наталье Эдуардовне? — непонимающе проговорила директор.

— Да, речь идёт именно о ней. — Вороновский старался не показывать виду, но, вспоминая всю эту неприятную историю и думая о том, что всё могло бы закончиться много хуже, он начинал трястись мелкой дрожью, руки сами непроизвольно складывались в кулаки. — Я не могу вам сказать, с какой целью это было сделано, но у меня есть свидетель, классный руководитель мальчиков, при которой весь этот разговор и происходил. Она, как могла, пыталась пресечь попытки завуча, но, видимо, желание учительницы посмотреть на реакцию ребят было гораздо сильнее, чем здравый смысл и элементарная человеческая порядочность.

— То, что вы рассказали, ужасно, — с расстановкой произнесла директор, — мне даже не верится, что всё это могло произойти в нашем коллективе. Наталья Эдуардовна — педагог с огромным стажем, работающая в нашей школе не одно десятилетие, и никогда она такого не допускала.

— Вы подвергаете мои слова сомнению? — обиделся Вороновский.

— Боже меня упаси, наверное, у вас есть основания прийти ко мне, просто всё так невероятно…