Дар Солнца - страница 17

— Вижу, что ты всеми силами стараешься не допустить мысль, что эта девочка задержится у тебя, но не стоит так отмахиваться от неё. Кто знает, вдруг однажды ты об этом пожалеешь.

И с этими словами она ушла в комнату, ставшей детской.

Расслабиться мне удалось лишь в душе, и то не сразу. Поймав себя на том, что я намыливаюсь уже в четвертый раз, я усилием воли сосредоточился на своих действиях, завернулся в полотенце и пошагал в свою комнату. Только кровать показалась в поле зрения, на меня накатила волна такой усталости, что я еле дошел до неё и рухнул под одеяло.

"Спокойной ночи, отец-одиночка", — промелькнуло у меня в голове, прежде Морфей забрал меня в своё царство.

Мне показалось, стоило моей голове опуститься на подушку, как этот дикий крик сразу меня разбудил. Сначала я не понял, что происходит, кого убивают, почему у меня дома?! — потом с опозданием до меня дошло, что это не смертный час какого-то бедняги, а моя ненаглядная дочурка проснулась, чтоб ей икалось!

— Мать твою, — прорычал я, попытавшись зарыться головой поглубже в подушку и прикрывшись сверху ещё и одеялом для верности. Не помогло, её крик достигал меня везде, и стало казаться, что я буду слышать его даже в гробу. О-о-о-о, хочу туда!

Чувствуя в себе до этого незнакомое мне желание убивать, рвать, душить, я рывком стянул одеяло, едва не снес дверь с петель — и оказался лицом к лицу с мамой, держащей ребенка на руках и что-то её бормотавшей.

— О, привет. Не спится?

— Спится! — рявкнул я. — И очень неплохо, только вот она мешает!

— Она проголодалась, Матвей, и так же нужно было сменить ей одежду. — Мама переложила девчонку на другую руку. — Ты в её возрасте тоже не беспокоился о сне других.

— Так это был я!

— Не вижу разницы, за исключением только половой принадлежности. — Мама не в пример мне говорила спокойно, не повышая голос, а Ариадна, как всегда, когда я переходил на крик, пыталась меня заглушить. — Не мог бы ты угомониться, пожалуйста, иначе мы оба не уснем до утра.

У меня было много чего сказать на этот счет, начиная от того, что она может забрать её с собой куда хочет и там успокаивать, а я буду спать как обычно и не знать проблем, и заканчивая тем, что между мной и этим чудовищем есть огромная разница, не касаясь половой принадлежности. Однако мать была права — лучший способ получить тишину — замолкнуть.

— Я буду на кухне, — буркнул я, демонстративно обошел её по кругу и скрылся в декоративной арке.

В кухне я люблю размышлять, посидеть после долгого дня, если нет желания ехать в клуб или ещё какую-нибудь тусовку, которую легко нахожу. При ремонте я специально уделил внимание строителей на то, чтобы здесь сделали мягкий неяркий свет, оставив её как бы полумраке, чтобы мысли и хорошее настроение не разбегались. Щелкнув кнопкой, я включил чайник, сел за барную стойку и стал шарить взглядом вокруг, ища то, за что можно им зацепиться. Крик ребёнка доставал меня и тут. Твою дивизию, если так будет каждую ночь, очень скоро меня посадят за убийство! По ходу осмотра я заметил таймер на вытяжке, который сообщил, что сейчас половина третьего. Чудесно, блин! На работу я приду злой, не выспавшийся, и причина не та, которую я мог бы с удовольствием себе позволить. Лучше бы мамаша этого монстра забрала её с собой!

— Мне тоже сделай чашку чая, — попросила мама, войдя на кухню.

— Она будет всегда так вопить? — грубо спросил я, оставаясь на стуле, хотя чайник вскипел и выключился.

— Когда подрастет — нет.

— Я завтра же позвоню отцу и если надо — сам за ним съезжу, чтобы он побыстрее вернулся и нашел ей кого угодно в родители.

— Это ты мне так угрожаешь?

— Тебе? Зачем? Не ты мне подбросила эту неприятность.

— Но я хочу, чтобы ты не воспринимал её как неприятность. — Мама, не дождавшись этого от меня, сама взялась за приготовления чая.

— Не получится. Та женщина, что родила её, сильно просчиталась. Из всех, кому она могла её отдать — родители, родственники, друзья, бездетные семьи в Америке — она зачем-то отправила её ко мне, человеку, которому она нужна в последнюю очередь.

— Она отдала её отцу, — возразила мама. — И я рада этому, буду честна. В свои двадцать два, Матвей, ты крайне безответственен.