Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом - страница 13

А теперь совсем уж дальние края: полдня добираешься из Твери до Лавры, через Москву, с электрички на электричку, а то и до самого вечера.

«Поезжайте-ка в Пермь, к матушке Марии, у вас же есть машина?» — такое послушание неожиданно получили мы от Батюшки зимой, в середине февраля, и новыми глазами увидели нашу черную «Волгу» после капремонта, на которой не то что до Перми, а до Боровска нам недавно не удалось доехать. На следующий день был какой-то праздник, и в Воскресенском соборе к нам подошел Валера Гусев:

— Матушки, сообщаю вам, что у меня новая хорошая машина, и я теперь совершенно свободный безработный человек, так что можем ехать куда угодно — я в вашем полном распоряжении.

— Валера, Вы хорошо подумали? Действительно куда угодно?

— Ну да. Я отвечаю за свои слова.

— Тогда едем в Пермь.

— Сейчас?! Зимой?!

— Именно.

— Ну что же, значит, едем.

Гусева уже вряд ли можно было чем напугать. В Тверь он перебрался на ПМЖ после того, как под Питером у него отобрали бизнес — сначала застрелили одного соучредителя, потом второго. Чтобы не стать третьим и последним, он отдал бандитам свои знаменитые на всю страну «Колпинские пельмени» и теперь ежедневно ходил в храм на службы и думал, чем заняться дальше. Мы взяли с собой еще двух оршинских сестер и все прекрасно разместились в новенькой «Тойоте» — микроавтобусе с поворотными креслами, со столиком посередине. Куда потом делась эта замечательная машина, жаль, что он ее поменял…

Дорога, через Казань, показалась нам невозможно долгой и трудной. Запомнилась гостеприимная матушка Нина, игумения Зилантова монастыря на окраине города, и игумения Цивильского монастыря Агния, которая спокойно и мужественно говорила о том, что у нее рак, жить осталось недолго, и она старается завершить свои земные дела с максимальной пользой для обители…

Двое суток по безкрайним и безлюдным зимним просторам, и вот мы у ворот Пермского женского монастыря. Нас встречает игумения Мария, приглашает к себе, а нам и нечего сказать, зачем мы приехали: «За послушание нашему старцу».

Большой двухэтажный дом посреди города, в котором всё: и сестры, и матушка в маленькой келье, и трапезная, где по воскресеньям занимаются дети воскресной школы, и тогда сестры с тарелками расходятся на обед по своим кельям. Во дворе хватает места для двух-трех машин и нескольких деревьев — вот и вся монастырская территория. И крошечный храм, к которому надо идти через жилой квартал. Зато какие там мощевики! И как же любят сестры свою обитель и свою матушку… Мы побывали на деревенском подворье монастыря — там все устроено удобно и разумно, вот и есть у сестер место, где им совсем не тесно. А матушка — врач, кандидат наук, раньше читала лекции в медицинской академии, и сегодня продолжает преподавать, только теперь ее занятия — это интересные богословские беседы со студентами, сестрами и прихожанами монастыря, и дома, и в храме, и на безконечных конференциях, а ее книги и статьи — о святых пермской земли, о древних и о новомучениках XX века.

Огромный собор Белогорского монастыря, весь залитый кровью убиенной братии… Мы приехали туда в короткий морозный день. Идем по утоптанному снеговому насту. Из-под плотного снега ровными рядами торчат короткие деревянные колышки — это двухметровый забор, он весь остался под снегом. А в храме тепло.

— Как же вы отапливаете такие пространства?

— Да братия каждый день привозят из леса по восемнадцать кубов дров — целый грузовик.

Какие труды, какая долгая и трудная зима… И похоже, никто особенно не унывает.

Вечером мы услышали от матушки замечательную историю, которая намертво впечаталась в память.

Матушкина знакомая с шестнадцатилетним сыном — назовем его Петром — вместе причастились в Лазареву субботу и пошли домой. Мама еще подумала: «Почему же Господь сейчас никого так же не воскрешает?» Переходят дорогу, и вдруг сын видит — человек какой-то лежит на капоте, а мама мечется в красном плаще и кричит: «Убили! Убили!» Кого убили? И понимает, что на капоте лежит он. «Мама! Я живой!» А мама ничего не слышит. Петр ее обнимает, а она ничего не чувствует. Все безполезно. Нет связи. И тут на асфальте появляется влажное радужное пятно, как бывает на лужах, где разлит бензин, и из этого пятна вырастает, ну прямо как старик Хоттабыч, буквально взвивается трехметровый демон. Он такой ужасный, что все монстры, которых Петр видел в фильмах ужаса, детские игрушки по сравнению с ним. Он враскачку медленно приближается к Петру, а тот понимает, что главное сейчас — не встретиться с ним взглядом: будет тогда привязан к нему, как бабочка на ниточке.