Дары лесного духа

   Дары лесного духа

   У каждого ли есть призвание?

   Счастливчик ли тот, у кого оно есть?..

   Перепелятник, чей искательный взор посверкивает золотисто-лютиковой ярью, уверен, что предназначение всякой пичуги — насыщение его ястребиного высочества. Но лесного духа не страшит голод рябого охотника. Иричилль даже не прочь бы и подразнить возомнившего себя невидимым хищника.

   Лесной дух видит всё и всех. Глазами Иричилля Лес вглядывается сам в себя и в души своих гостей. Большими глазами маленького живого огонька, каковы непроглядно темны и в ясный день.

   ***

   Иричилль узнал, кто же он таков есть, когда, без колебаний покинув общество чересчур суматошных и робких братьев и сестёр, отправился самостоятельно исследовать богатый валежником, сухостоем и чахлым еловым подростом тенистый субор, который становился ярче, светлее и больше с каждым прожитым днём, раздался в бесконечность и наполнился всевозможными существами и сущностями. Только тишины, одиночества и пустоты нельзя обрести в лесу, но почему-то именно за тишиной и одиночеством сюда приходят гости. Они велики, тяжелы, медлительны и неуклюжи. И глухи, раз слышат тишину, умудряясь восхищаться и наслаждаться ею. Но отнюдь не слепы.

   И даже малютку Иричилля в его мерклом птенцовом оперении "комочка-невидимки" заметили. Подслеповато прищуренные тусклые глаза странной гостьи из чужого оглушительного мира. Не столь громадная, как многие из пришельцев, она вдруг съёжилась и стала терпимо невелика, с замшелый, обвалившийся в серёдку от трухлявости, обжитый муравьями пенёк, когда ножищи её подкосились от усталости, неведомой лесному духу. Незнакомка молча сидела на подстиле из увядшей еловой хвои, чешуек отмершей коры и осыпавшегося лишайника, крошева засохшей смолы и истлевших осиновых и берёзовых листьев. Её дыхание выровнялось, она спокойно внимала несуществующей тишине. И услышала тишайший плеск крылышек любопытного Иричилля до того, как увидела его. Или, возможно, почувствовала его взгляд.

   Она, повернув лохматую голову, пыталась высмотреть крохотную вертлявую птичку в дымчатом хитросплетении высохших еловых лап. Это было непросто. Юный лесной дух присматривался, прислушивался, вникал, и решил, что гостья не опасна. И уже не таясь, он прыгал по шершавым ломким веточкам, стряхивая последние, чудом не облетевшие хвоинки. Крутил головой, изучая удивительное создание, вглядываясь в тёмно-серые глаза кромешно-сумеречными очами.

   Сероглазая пришелица была первым человеком, кого Иричилль видел так близко. Она легко достала бы рукой до приземистой ёлочки, на которой он пристроился. Но просто смотрела, не шевелясь. И терпеливо ждала некоего чуда, вряд ли осознавая, каково её желание.

   Через день она явилась снова. Прошлась по кромке заросшей таволгой поляны, свернула в чащобу. И вновь устроилась на хвойном покрове, поджав ноги под себя. Иричилль чувствовал её волнение. Он, перепархивая с ветки на ветку, устремился к опушке. Маленький глазастый дух леса оказался тем самым чудом, какое ждали. Гостья тихо, сипло и фальшиво насвистывала что-то жалкое и неудобопонятное, воспринимая никудышным человечьим слухом эту нелепость как подражание чарующим песням соплеменников Иричилля. Но скоро умолкла, догадываясь, что вовсе не свистом приманила отважного глазастика.

   В следующий раз она решила, что пернатого юнца привлекла мошкара, выбравшаяся из разворошённой опали. Гостья копошилась в слежавшейся хвое пальцами, затем извлекла из складок диковинного человечьего оперения раскладной блестящий коготь и взрыхлила опад. Иричилль не отказался от угощения. Он ловко склёвывал егозливых букашек, задорно прыгая на тонёхоньких лапках чуть ли не по огромным бледным лапищам обходительной пришелицы. Она взирала на него с замиранием сердца. В этом неосязаемом соприкосновении миров жил нерв сдержанного восторга, и не таилось угрозы.