Давай ограбим банк - страница 23

Микки

Что я наделал, а? Я правда не понимаю. Просто мне не оставили выбора. Я должен был попытаться спасти Бонни. Этот отец Верены, он буквально из себя вывел. И жара, понимаете, жара на улице стояла дикая. В конце концов, теперь есть шанс. Если хочешь выиграть, нужно ставить на карту все…

В руках начинает вибрировать телефон.

– Как тебе удалось уговорить их на операцию? – спрашивает Ленц. Мутный тип, мой напарник по работе и возлюбленный Бонни.

– Радикальными мерами, – отвечаю я, глядя на дверь в подвал.

– В общем, ее отвезли в операционную. Ты приедешь?

– Нет. Может, позже, – говорю я.

В трубке уже звучат гудки. Беру ключи и выхожу на улицу. Черт, у меня в подвале живой человек заперт. Даже в качестве мысли эта фраза звучит коряво и нелепо. Нужно поехать на базу и написать заявление на отпуск. Потом понимаю, что лучше этого не делать. В новостях не сказали, кто ограбил банк, но полиция ведь должна искать психа.

Завожу машину и трогаюсь с места. Руки трясутся. Перед глазами до сих пор безразличная физиономия этого врача. Матеуша Вибека. Это было всего несколько часов назад…

Бонни лежит в реанимации. Вся ее голова в каких-то трубках и датчиках. Все пищит и мигает. Она не шевелится. Внутрь палаты меня не пускают. Тупо пялюсь в стекло и пытаюсь придумать, что делать дальше. В палате еще две кровати. На одной возвышается какая-то груда жира. Даже непонятно, какого пола этот пациент. На другой сидит парень лет тринадцати. Он очень смуглый и кучерявый. Скорее всего, из Индии, или Шри-Ланки там, Бангладеша. Откуда-то оттуда. Он в сознании и, похоже, чувствует себя совсем не так уж плохо, потому что в следующее мгновение парень тяжело слезает с кровати и идет к стеклу. Он открывает мне дверь с внутренней стороны, глядя мне прямо в глаза.

– Спасибо, – киваю я и собираюсь подбежать к кровати Бонни.

– Вообще-то я надеялся на более существенное спасибо, – картинно растягивает он слова. Капельница рядом с ним преграждает мне путь к Бонни. Я роюсь в карманах и достаю несколько смятых бумажек. Евро пятнадцать, наверное. Мальчишка, видимо, доволен добычей, потому что капельница отъезжает и я могу пройти к Бонни.

Ее лицо неестественного, желтоватого цвета. Она спит. Ресницы периодически подрагивают.

– Ты ей кто? – важно спрашивает парень.

– Я ей брат, – в тон ему отвечаю я.

– Это хорошо, что брат, – задумчиво отвечает он.

– Что, жениться собрался?

– Это вряд ли, – спокойно отвечает он. – У нее с собой сумка была. Она о ней все время говорила. Просила брату передать.

Я оглядываюсь на парня, стоящего теперь позади меня. Замечаю за стеклом какое-то движение. Сейчас меня увидит кто-нибудь из врачей и вышвырнет к чертовой матери. Под предлогом того, что здесь должно быть стерильно.

– А где сумка? – спрашиваю я. Мальчишка выглядит плохо. Получше Бонни, но сейчас видно, что он с трудом может ходить. Лицо такого же нездорового цвета. Несмотря на то, что он чуть полноват и должен выглядеть крепким, кажется, что если его пальцем толкнуть, он упадет.

– У врачей, наверное.

– Тебя как зовут? – спрашиваю я, замечая, как женщина лет сорока в форме врача подходит к стеклу и начинает гневно стучать по нему.

– Ифти, – отвечает он и протягивает руку.

– Микки, – осторожно пожимаю желтовато-коричневую ладонь. – Зачем тебе здесь деньги?

– Деньги везде нужны. Я с санитаром договорился. Он за десять евро согласен мне из «Макдональдса» еды принести.

– Не боишься, что тебе от бургеров хуже станет?

– Хуже не станет, недели через две меня вообще не станет, – вполне спокойно отвечает он.

– Пооптимистичнее, парень, – говорю я и невольно кошусь на Бонни.

– Если операцию не сделают, мне… – Он красноречиво проводит ребром ладони по шее. – А мне не сделают.

– С чего ты взял?

– У меня лишний вес, я азиат и недостаточно маленький и хорошенький для того, чтобы мне перечислили деньги на лечение, – с такой холодной рассудительностью могут говорить только дети.

– То есть за еду ты готов умереть? Не слишком дорого? – спрашиваю я.

– За хороший бургер жизни не жалко, – ухмыляется он.

Роюсь в карманах и нахожу еще одну бумажку.