Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев - страница 28
Спать не хотелось.
Мина подошёл к полке, посветил свечой. Багровое пляшущее пламя отразилось в посеребрённых буквах на переплётах книг. Епископ вытянул пухлую книгу, сшитую из листов бересты. Молча сел за стол, открыл книгу, вздохнул – тщетное мечтание найти в книге ответ на то, на что ответ нужно искать в человеческих душах.
От княжьего терема в отверстое окно донеслись голоса – князь Всеслав пировал с дружиной.
Епископ несколько мгновений сидел, вслушиваясь, лицо его медленно омрачалось.
Князь – язычник!
Епископ давно питал в отношении князя стойкие подозрения в его язычестве.
Но Мина молчал.
Пока молчал.
Да и что теперь?
В Киев писать, митрополиту? Жаловаться на главу земли здешней, писать, что новый Юлиан Отступник созревает здесь?
Так был уж на Руси новый Юлиан Отступник. Святополк Ярополчич Окаянный.
Да и негоже священнику, Христову служителю доносами заниматься. Твоё упущение, тебе и исправлять.
Исправлять?
Тот Юлиан, настоящий, что в Риме был… он ведь покаялся после, понял, что неправ был…
Ты победил, Галилеянин!
– Господи! – прошептал священник страстно, падая перед иконами на колени. – Помоги мне, господи! Наставь на путь истинный! Моя это вина, не смог отворотить отрока от искушения бесовского!
Господь не отвечал.
Над Полоцком плыл вечер.
А наутро…
– И что же, княже, мыслишь, от веры христианской всю жизнь бегать?! – горько и яростно говорил епископ.
Князь вдруг встретил яростный, полный боли и страдания – и гнева, да! – взгляд пресвитера Анфимия – старший священник Святой Софии тоже счёл нужным присутствовать при разговоре Мины с князем.
– Всю жизнь мыслишь несмысленным да негласным резным деревяшкам поклоняться?! – взлетевший яростно голос епископа вынудил Всеслава вздрогнуть.
На челюсти князя вмиг взбухли желваки, взгляд священника чуть дрогнул, но не отступил – крепок духом епископ Мина!
– Больно вы скоры, христиане, веру чужую оскорблять, – тяжело сказал Всеслав Брячиславич, наливаясь багровой яростью.
– И тем не менее, ты им поклоняешься, княже, – холодно ответил епископ, чуть кривя в едва заметной усмешке уголок рта.
– Это вы, рабы божьи, своему богу поклоняетесь, – хмыкнул князь, обуздав гнев и надавливая голосом на слово «рабы». – А мы своих богов почитаем.
– Не богов, а деревяшки резные! – вновь бросил Мина высокомерно.
Епископ нарывался. Сузив глаза, Всеслав несколько мгновений разглядывал священника, внезапно поняв, чего тот добивается – вызвать гнев князя. Истинный гнев владыки, от которого, даже не высказанного вслух, порой лопаются слюдяные переплёты окон, гнётся серебряная посуда, сами собой выскакивают из ножен мечи. И погинуть за свою веру, стать новым мучеником.
И создать христианам повод для немедленной священной войны.
Ну-ну…
Зря стараешься, епископ. Зря стараешься, грек.
Повод для войны киевские Ярославичи и без тебя найдут.
А мученика я им не дам.
Однако же оскорбление богов прощать тоже нельзя.
– Не вижу, кир Мина, чем ваши раскрашенные доски лучше наших резных капей…
И проняло епископа.
– Ты! – голос священника взлетел и сорвался. И – в крик! с пеной в уголках рта! с безумием в побелелых глазах! – Язычник! Невеглас! Святые божьи лики! Окна в инобытие! К нечестивым идолам приравнять! Прокляну!
Князь даже залюбовался, настолько жуток был в своём безумном гневе христианский святитель.
Дал прокричаться.
Выждал, пока Мина смолкнет.
А потом сгрёб за отвороты, притянул ближе к себе и гневно выдохнул прямо в безумные глаза, в источающий бешеный хрип рот:
– Не нравится?! когда твою веру оскорбляют?! А?!
Мина глядел теперь уже почти со страхом, созерцая истинный лик полоцкого оборотня, проклятого богом язычника, потомка бешеной Рогнеды-Гориславы. Епископ зримо ощутил вдруг на себе взгляд кого-то страшного огромного и могущественного, глядящего на него прямо из глаз князя. И почти что ждал, что Всеслав сейчас обернётся волком альбо медведем, готовил себя к мучительной смерти в звериных клыках и когтях.
– Вот и мне – не нравится! – уже стихая, рыкнул Всеслав.
Оттолкнул, почти отшвырнул от себя золоторизника – худое тело бессильно упало в кресло.
– Да воскреснет бог… – хрипло откашлялся Мина, – и да расточатся вороги его…