Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды - страница 18
— Погадаю, красавица, погадаю. Вот только сначала мужикам погадаю, а после — тебе. Жди.
Гадание мужиков закончилось быстро — никого из женского племени на неё не пустили, опричь Летавы. Да Красе не больно-то и хотелось знать, чего там мужики делали. Судя же по тому, что Славута после того гадания довольно потирал руки, а остальные мужики сумрачно молчали, Летава и Славутиным, и иным сбеегам отсоветовала ворочаться на Плесковщину.
Да и то сказать — куда ворочаться-то? Под мечи да плети? И впрямь вожжа под хвост попала мужикам, верно ведунья говорила, дурь в голове.
— Есть у тебя чего-нибудь от брата? — Летава глядела цепко, не отрываясь. — Из одежды чего-нибудь альбо ещё что?
— Волосы его есть, — прошептала девушка несмело. Сейчас её затея отчего-то стала казаться ей самой вздорной и опасной.
— Ещё лучше, — проворчала ведунья. — Откуда?
— Нас ещё в детстве отец для чего-то заставил. У меня его волосы есть, — Краса стащила через голову кожаный гайтан, на котором под оберегом таилось волосяное колечко, — а у него — мои.
— Умно, — сказала Летава, цепко выхватывая колечко из рук Красы. Встретилась с ней глазами и усмехнулась. — Да ты не бойся, дева, порчи я на твоего брата не наведу. Ни к чему мне это, корысти в том вовсе даже никакой.
Вспыхнули волосы, корчась в огоньке светца, противно запахло палёным рогом. Пепел ведунья бросила в широкую деревянную чашку с водой, помешала ложкой, вглядываясь в глубину чашки, забормотала:
— Встану я, Летава, благословясь, и пойду из избы в двери, а из дверей в вороты, в чистое поле под восток, под восточную сторону, на море, на океан, на остров Буян, там на острове Буяне на море-океане, лежит колода дубовая, а на той колоде сидит Страх-Рах. Я тому Страху-Раху покорюсь, да попрошу — создай мне, Страх-Рах, семь братьев, семь ветров буйных, семь вихорей: ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный. Подите вы, семь ветров буйных, во чисто поле, сыщите добра молодца Буса Неклюдовича, да мне про него расскажите, тоску девы утолите! Гляди, дева!
В тускло блестящей от светца воде — в землянке было полутемно, только в приотворённую дверь заглядывало краем солнце — вдруг что-то прояснилось, видно было какое-то движение. Красе вдруг показалось, что она видит Буса — брат лежал на лавке, укрывшись рядном и привалясь к рубленой стене. Спал.
Дрогнуло, и исчезло.
— Видела? — цепко спросила Летава.
— Видела, — прошептала девушка.
— И я — видела, — дочка войта стояла за спиной Красы, неслышно подошла, пока Летава шептала заговор. — Стало быть, жив он, бабушка?
— Жив, конечно, раз вода его показала. От воды, девоньки на Этом свете никогда и никуда не спрячешься, как ни старайся. Ну а раз видели вы его, стало быть, есть он где-нибудь. Глядишь, и встренётесь.
Господине Велес, сделай! — взмолилась про себя Краса, сжимая в руке оберег. — Сделай, ты, Исток Дорог, тот, кто всякому в пути помощник!
И изо всех сил поверила, что эта встреча — сбудется.
Киев просыпался.
Протяжно мычали коровы в стаях боярского двора, заливисто кричали петухи, перекликаясь и прислушиваясь к ответам из соседних дворов. Перекличка скатилась с Горы на Подол, перекинулась в Днешнеград и Язину.
Белоголовый лежал, не открывая глаз — тянул время, чтобы отдохнуть хоть лишний час, хоть миг. В холопьей жизни радостей немного, и сон — главная из них. Сейчас вот ключник проснётся, завопит, подымая его и иных холопов. Нельзя сказать, чтобы старый Судила был зол — с чего бы? Такой же холоп, как и все остальные… Но должность обязывает орать и приказывать. А работ в боярском хозяйстве не счесть. И для холопа, и для ключника, и для закупов с рядовичами.
Белоголовый прерывисто вздохнул в полусне.
И как всегда в такие мгновения, вспомнилось осеннее разорение веси от плесковского боярича и то, как он, Бус Белоголовый, стал холопом.
Белоголовый очнулся только на рассвете. Отрыл глаза и застонал — от каждого, даже самого маленького движения всё тело схватывала боль. Закусив губу, мальчишка ощупью нашёл рану. Стрела с узким бронебойным наконечником ударила в подмышечную впадину, разорвала и кожу, и мясо и прошла насквозь.