Дебютный развод - страница 42
— Я изумительно себя чувствую, — бросила она. — Сколиоз совершенно прошел. И у меня нулевой размер.
У нее всегда был нулевой размер, и она никогда не страдала сколиозом. Так что особых перемен я не заметила.
— О, Валери, привет! — воскликнула Марси, бросаясь к гламурной мамаше с младенцем. Агу, Баба! Баба…
Уставший малыш не реагировал, поэтому Марси подвинулась ближе и вытянула розовые губки, намереваясь поцеловать Баба. Тот взвыл, как пожарная сирена.
— Баба, это всего лишь Марси… Баба закудахтал по-куриному и принялся извиваться. Марси терпеливо ждала, пока он немного успокоится, и когда, по ее мнению, момент настал, шагнула еще ближе. И тут беднягу вырвало.
Комок полупереваренной еды плюхнулся на шелковую блузку Марси.
— Ой! — завопила Марси, мгновенно отшатнувшись. — Да что это с ребенком?
— Ваша помада, — пояснила Валери, отвернувшись от Марси. — Дети ненавидят… косметику. Она отрицательно влияет на их умственное развитие. Я должна немедленно унести его отсюда.
С этими словами она удалилась, а несчастная Марси залилась краской смущения и, встревожено взглянув на меня, спросила:
— Значит, этот малыш только что… отверг меня?
«Сенсация! Вопящий шестнадцатимесячный младенец отвергает брошенную тусовщицу!» — провозгласили газеты на следующее утро. Дитя-тусовщик может нанести такой ущерб самооценке взрослой женщины, как ни одному взрослому не под силу.
Марси скрылась от общества. Буквально. Никто не мог до нее дозвониться, а Лорен, единственная, кто мог бы выманить ее из дома, тоже исчезла. Ходили слухи, что наутро после ленча у Фиби, а именно в шесть часов, Лорен видели в вестибюле отеля «Марк» в спортивном костюме и гигантских темных очках. Она якобы входила в лифт. Слух распространился мгновенно в основном потому, что вроде бы Сэнфорд Берман постоянно снимал здесь номер в пентхаусе. С тех пор ее никто не видел.
Я этому не верила. Во-первых, Лорен никогда не встает раньше одиннадцати утра. Во-вторых, она решительно заявила, что не может заниматься сексом с водяным матрацем.
Мне отчаянно требовалось поговорить с ней. Только Лорен я рассказала о странном счете из отеля, и последние несколько дней меня изводили тяжкие мысли. Лорен же строго-настрого велела ничего не говорить Хантеру. И хотя она давно спятила, все же обладала некоей инстинктивной мудростью во всем, что касалось отношений. Я решила молчать, но долго держать рот на замке мне не удалось: Хантер скоро почувствовал, что я чем-то встревожена.
В один из вечеров, когда мы лежали в постели, он вдруг заметил:
— Прекрасные простыни… идеально подходят для… — Он наклонился и поцеловал меня.
— Они от Олатца, — пояснила я, отворачиваясь. — Свадебный подарок твоего кузена.
Иногда меня поражает, что наволочки и простыни ручной работы, из португальского полотна, обшитые кружевом общей стоимостью шестьсот долларов, не способны поднять настроение. Я была слишком расстроена, чтобы думать о романтике независимо от качества постельного белья.
— Дорогая, в чем дело? — нежно спросил Хантер.
— Все в порядке, — коротко ответила я, зажмурившись. — Устала.
— А мне кажется, ты грустишь, — возразил Хантер, гладя меня по спине.
— М-м, вовсе нет, — пробормотала я. Честно говоря, я была взбешена, но не знала, что с этим поделать.
— Я хотел спросить, ты не согласишься поехать со мной в Париж на недельку? Я собираюсь туда в первую неделю ноября. Может, хоть это тебя развеселит?
Какое чудесное предложение!
Но меня уже ничего не могло смягчить. Так просто Хантер не отделается!
— Меня не нужно веселить, — буркнула я, включая свет и гневно глядя на него.
— Почему в таком случае ты ужасно трогательно хмуришься? — продолжал допрашивать Хантер с легкой улыбкой. — В чем дело?
Он был таким милым, что поддерживать гнев на прежнем уровне кипения оказалось просто невозможно! Хантер был совершенно восхитителен! Такой сонный и уютный!
Я поцеловала его. Может, стоит прямо сейчас снять обвинения в адюльтере?! Может, эти сверхдорогие простыни действительно довольно романтичны?..
— Признай, дорогая, последнее время ты постоянно не в настроении, — настаивал Хантер.