Дефект - страница 2

стр.

– Ясно, ясно… – сказал имперец, чему-то улыбаясь.

Затем его взгляд задержался на собеседнике, и он внезапно спросил:

– А ты дефектный какой-то, что ли?

Вопрос был крайне неожиданным для Астэ.

– Прошу прощения, я немного не понимаю…

– Ни у кого из вас ещё не видел таких чёрных глаз. У тебя зрачки вообще есть, а?

«Вот же прикопался…» – подумал Астэ, а вслух сказал:

– Разумеется, у меня есть зрачки. Иначе как бы я видел.

Затем, желая смягчить реплику, которая могла прозвучать грубо, он прибавил:

– Очевидно, производственная ошибка. Если Вас раздражает, я могу уйти или попросить для себя цветные линзы.

Имперец рассмеялся.

– Да нет, не утруждайся. Я не собираюсь часто здесь появляться.

После этой фразы он шагнул по направлению к Астэ, намереваясь, очевидно, похлопать того по плечу или дотронуться до волос. Дальше всё произошло молниеносно и позже вспоминалось смутно, как в тумане: как только рука подошедшего приблизилась, Астэ схватил её и заломил тому за спину, чуть было не вывернув. От неожиданности имперец даже не успел ничего ответить, однако быстро пришел в себя, и в следующее мгновение нападавший уже лежал на земле.

Астэ и сам не понял, что это было; он хотел было принести извинения, но не смог – нога стоящего над ним больно давила на спину, сдавливая грудь и прижимая её к земле. Оправившись от изумления, имперец проговорил:

– Да ты и правда дефектный; как тебя вообще тут держат, с поехавшей кукухой?

Собрав все силы, прокашлявшись и кое-как глотнув воздуха, Астэ ответил:

– Хозяин на меня не жаловался.

– Ты ещё меня хочешь в чем-то обвинить?

С этими словами он надавил ногой ещё сильнее; лежащий снова закашлялся, сделав знак рукой, что ему нужно что-то сказать. Имперец на время расслабил ногу.

– Нет, Вы меня не так поняли, – проговорил Астэ. – Умоляю, простите это недоразумение, я не контролировал себя. Очевидно, я болен.

Немного смягчившись, но всё ещё пребывая в состоянии шока и раздражения, имперец сказал:

– Прийти сюда, потратить своё время, ждать непонятно сколько и непонятно зачем, и всё это для того, чтобы на тебя набросилась какая-то бешеная собака! Ну нет, тебе это с рук не сойдёт… – на этих словах он убрал ногу и, немного подумав, снял с себя подобие ремня через плечо, на котором обычно держалось оружие.

– Больной – значит, лечиться надо, – ухмыльнулся он. – Вставай, пошли.

Поднявшись, отряхнув одежду и бросив взгляд на ремень, Астэ проговорил:

– Прошу прощения, но я ведь Вам не принадлежу. Вы можете рассказать об этом инциденте моему хозяину, и он уже решит, что делать.

– Думаю, он меня поймёт, – осклабился имперец. – И вообще, тебе кто слово давал?

– Но Вы можете навлечь на себя скандал.

– А ты будто собираешься рассказывать об этом, м-м? Хочешь, чтоб тебя бешеным признали и прикончили?

Астэ понял, какой горький резон есть в этих словах. Он замолчал и покорно проследовал за имперцем, который, казалось, готов был потирать руки.

«Если кому-то и надо лечиться, так это тебе», – подумал Астэ, стараясь заглушить страх.

Они зашли в небольшое помещение в том же саду, похожее на оранжерею, разве что без растений. Оно не было заперто, да и сам сад не был огорожен – никому бы не пришло в голову что-то красть оттуда. Войдя внутрь, Астэ поблагодарил судьбу за то, что там никого не было.

– Раздевайся до пояса и ложись на пол.

Спорить было бесполезно – только раздражать; быстрым движением Астэ скинул верх и лег на пол, твердо намереваясь не издавать ни звука.

Но звук он всё же издал, с самого начала – уж очень неожиданно-обжигающим был удар. Вскоре он уже выл, отчаянно надеясь, что это скоро закончится. Жгло невыносимо; с каждым разом казалось, что следующего он уже точно не выдержит. Имперец смеялся.

– Ну что за жалкое создание!..

Тут Астэ не выдержал и ответил:

– Но я же не умею, как Вы, блокировать боль!..

– Ты что-то там ещё вякаешь?

– Да чем я хуже тебя!!! – эти слова вырвались примерно в том же состоянии, в котором он заломил руку своего мучителя; он их не контролировал, и теперь осознавал, что они могут за собой повлечь.

На секунду воцарилась мертвейшая, вгоняющая ужас под кожу тишина. Немного придя в себя после потрясения, имперец медленно проговорил: