Декабристы. Судьба одного поколения - страница 14

можно гораздо более простым и выгодным способом, продавши крестьян на вывод. Ему пришлось ограничиться освобождением отдельных дворовых (он донельзя удивил графа Каменского, отказавшись от 4 тысяч рублей, предложенных ему за крепостного музыканта, которого он получил по наследству и немедленно освободил). Поневоле оставив широкие планы, Якушкин занялся улучшением быта крестьян. Он учил грамоте детей дворовых и сократил на половину господскую запашку, а из оброка, уплачиваемого крестьянами, стал откладывать часть на выкуп земли, т. е. для того, чтобы освободить крестьян с землею, когда накопится необходимая для этого сумма. Всё это кажется нам паллиативами, но не надо забывать, что каждая такая полумера наносила ему существенный материальный ущерб и что только постепенно, ближе соприкасаясь с крестьянской жизнью, приходил он к сознанию о необходимости освобождения крестьян с землею.

Лунин разделяет с Якушкиным эту честь: он тоже хотел освободить своих крепостных. Среди противоположных качеств своей разнообразно одаренной натуры этот романтик, человек высокого духа, имел черты разумного хозяина-практика. Он, не знавший границ в дерзости и риске, в хозяйственных вопросах был мудро-осторожен. Умный его приказчик проводил под его руководством принципы строжайшей экономии в хозяйстве, обремененном долгами, сделанными еще отцом Лунина. «И у берега потонуть можно», писал Лунин своему слуге (слова невероятные в его устах!). А тот обращался к хозяину за указаниями: «Научите, Милостивый Государь, меня и воодушевите! Как взять меры, когда наступит срок платежа в Опекунский Совет?» И Лунин: «учил и одушевлял». Он построил суконную фабрику, проектировал селитренный завод, подумывал о вольнонаемном труде и за всеми этими хозяйственными заботами не забывал о своей цели — освобождении крестьян. Но и он тоже ограничился отпуском на волю отдельных дворовых. А Лунин ли не чувствовал ужасов рабства, он, писавший эти негодующие слова: «Владельцы более человеколюбивые, составляющие большинство… воображают, что материальное благосостояние, доставляемое крепостным, достаточно вознаграждает их за потерю гражданских прав. Присваивая право располагать судьбою крепостных и устраивать их счастье, они не понимают, что это нарушает законы нравственного порядка». Но и он сам, как это большинство, вероятно, успокаивал свою совесть тем, что заботится о своих крепостных… Но что будет с ними, если он умрет, погибнет на дуэли, или на плахе? Это волновало его, и в 1819 году, он, несмотря на свою молодость, составил духовное завещание. Всё имущество свое он оставлял не любимой сестре, потому что не доверял, и не без основания, её мужу, Уварову, а своему двоюродному брату, Николаю Лунину, с тем, чтобы тот в течение пяти лет со дня его смерти освободил крепостных. Освободил без земли, — имение должно было оставаться в роду Луниных. Вот заключительные слова завещания: «Я надеюсь, что брат мой… сохранив собственные выгоды и тем содействуя поддержанию нашей фамилии, составит счастье крестьян и дворовых людей освобождением их от крепостного состояния на том основании, которое он признает за благо и дав тем опыт своей благодарности за мою к нему дружбу, успокоит прах мой и сделает память мою для крестьян и потомства нашего священной».

Он завещал 10 тысяч рублей ежегодно сестре своей, Екатерине Сергеевне Уваровой, 20 тысяч единовременно другой сестре, внебрачной дочери его отца, Прасковье Михайловой, и пожизненное содержание вольноотпущенной девке Анне Соколовой. Да еще просил «призреть» старых и немощных из своих дворовых людей[4].

Только в южной, Тульчинской «Управе» Союза Благоденствия преобладали крайние и царил дух Пестеля. Пестель был переведен на юг вместе со своим патроном графом Витгенштейном, поставленным во главе 2-й Армии. Он жил в местечке Тульчине, где находился её штаб. Добрый Витгенштейн был в восторге от своего адъютанта, считал его достойным стать министром или главнокомандующим. Злые языки говорили, что армией управляет не старый граф, а его адъютант. Кажется, что неплохо относился к выдающемуся офицеру и сам император