Декамерон - страница 2

   Сотрудники, возвращаясь с необычных выездов, после встреч с "удивительными" людьми, понятно, если были в силах и настроении, с порога заявляли что-то вроде: "Нет, вы только послушайте!" И вносили свою лепту в дело положительной психкоррекции жизнедеятельности коллег. Но всё это были рассказы с "линии фронта" - почти все были семейные люди с соответствующими нагрузками-заботами и известными рамками. Кирилл же, будучи свободным, за послеобеденным чаем, приносил горстями "зафронтовые" сюжеты о жизни вечернего-ночного города - в лицах, с элементами итальянского жестикулирования. Эти тексты про то и про это, о собственно событии, его участниках первой и второй очереди - как затейливые матрёшки, выпрыгивали одна из другой, подчас, заставляя слушателей сотрясаться от смеха и пускать слёзы в чай. Всё это вместе с характерным его телефонным общением с девушками, разгружало, оживляло микроклимат в коллективе, добавляло некую перчинку, создавая то самое оздоравливающее состояние: "springtime - рrimavera" - весны. Как уже говорилось выше, коллектив занимался не развозом пиццы, а скорее разгребанием неожиданных, или, увы, ожидаемых последствий жизни социума, и темы: "недоразумение" и "шерше ля фам!" частенько присутствовали в сюжетах. Если бы это было кому-то надо, сотрудники могли бы переписать "Декамерон" заново, применительно к иному веку и народу. И тогда после сказанной кем-либо начальной фразы: "Один немолодой, но жадный до любви, неожиданно разбогатевший горожанин как-то ..." или "Злонамеренность и дурное воспитание часто ходят рука об руку, вот однажды одна склочная, увядающая сеньора из провинции ..." каждый присутствующий мог потянуть руку, и поведать что-нибудь реальное и "животрепещущееся", так и рвущееся в озорной или фатально драматический мексиканский сценарий. Вот в одну из таких историй, которую не стыдно было бы рассказать персонажам классического Декамерона, да и самому Джованни Боккаччо, у каминного огня под хорошее бургундское и фазанов по-веронски, и попал Кирилка. Попал, как говорится, так попал. Олег, или Олег Семёнович, начал бы ту печальную новеллу, пожалуй, вот так: "Однажды, одна красивая, уверенная в себе, гордая но жестокосердная иногородняя женщина, столкнулась с неприятностями и ... " Но можно и по-другому, по-современному, но без отступления, увы, не обойтись.

   Кирилл проработал-прослужил в профессии пять лет, поступать в высшее заочно так и не стал и уволился. Как он и сам признавался, давние приятели и приятельницы - школьный ещё круг, начали за глаза называть его "агентом" и "нашим ментом" После пары лет Кирилловой службы уже в органах, они заметили изменения в поведении товарища. Его окружение, продолжало жить в счастливом безрассудном неведении, или точнее презрении ко многим потенциальным проблемам и опасностям. Он же знал не понаслышке о некоторых вещах, и уже не мог расслабиться как раньше, смущая поведением компанию. Так или иначе, но после суммарных семи лет в погонах этот, в общем-то, сугубо гражданский человек-оболдуй вернулся в родную стихию. Новую работу нашёл в полном соответствии со стилем и ритмом своих воскресных устремлений - среди музыки, барных стоек и обеспеченных людей. Очень скоро парень подправил своё материальное положение, появились дорогие вещи, машина - дыхание "очевидного успеха" имело место. Но отрыв от прежней работы, а скорее всего всё-таки от людей, давался молодому человеку непросто. Кирилка приезжал на все праздники, старался накрыть стол, сиял, был искренне рад каждой встрече - всё это было всегда взаимно. Система с её неприятными издержками тем не менее давала ощущение сопричастности, товарищества, подтверждаемое не на словах, а на деле - днём и ночью. Тогда как новый бизнес не принёс новых друзей. "Там крутятся деньги, но каждый за себя и под себя, и большие проблемы с доверием" Его новые рассказы были про ящики испорченных бананов, которые он никогда не видел, но приходилось оплачивать лично. Про дорогое спиртное, которое "ушло" из бара между сменами, и за которое теперь ежемесячно вычиталось из его и официантки зарплат. Он опять "торчал" штуку баксов шефу за какой-то реквизит и провизию. "Торчать",- мы не помнили этих слов в его словарном наборе, кому-то тысячу долларов, да ещё и "опять", и, притом, говорить об этом как о потерянных носках - в нашем узком сообществе, казалось, заманчивым и пленительным. Но одно оставалось неизменным. За все годы, что Кирилл работал в отделе, да и потом, никто не помнил его в ярости, никто не слышал о проблемах с ревностью, или иными "разборками" с девушками, соперниками. Казалась, его личное житие, то ли медовое, то ли бедовое, наполнено своей внутренней гармонией, несмотря на сложную любовную геометрию, что через женщин не видать Кирилке горечи и расстройств - ан нет.