Декларация смерти - страница 9

— Ну и как вы думаете, что случилось потом? — всегда спрашивал мистер Саржент, обводя поросячьими глазками класс в поисках ученика, который вкратце смог бы изложить главный вывод из урока.

В большинстве случаев руку поднимала Анна.

— В мире стало слишком много людей, — с серьезным видом отвечала она. — Если никто не умирает, а дети продолжают рождаться, места становится все меньше и меньше.

— Вот именно, — кивал мистер Саржент, после чего рассказывал о Декларации, которая вступила в силу в 2065. В Декларации было сказано, что теперь разрешалось иметь только одного ребенка. Если рождался еще один, его усыпляли.

Потом, несколько лет спустя, стало ясно, что даже один ребенок на семью — это слишком много. По новой Декларации от 2080 года людям разрешалось иметь детей только в одном случае — если они целиком и полностью отказывались от Препарата Долголетия. Декларацию должны были подписать все страны. Учреждалась Полиция по Делам Лишних, работников которой стали называть Ловчими. В их обязанности входил поиск нарушителей Декларации.

Отказ от Препарата означал разрешение завести ребенка. «Каждому Отказнику — по ребенку» или «Жизнь за жизнь» — было сказано в Декларации. Однако отказ от Препарата означал в итоге смерть от старости, так что Отказников было не очень много.

Мистер Саржент утверждал, что к Отказникам относятся с подозрением. Кто предпочтет умереть ради того, чтобы завести ребенка, понятия не имея, что из этого ребенка вырастет? Конечно, были также преступники, эгоисты, которые не отказывались от Препарата, но при этом все равно заводили детей, продолжая потреблять мировые ресурсы, чтобы в конечном счете погубить всех Правоимущих… Впрочем, о существовании этих преступников и так все знают. Верно? Именно поэтому существуют заведения, подобные Грейндж-Холлу. В задачу таких заведений входит наполнить смыслом жизнь Лишних, появившихся в результате преступного нарушения Декларации, рассказать Лишним об их обязанностях и обучить служить, принося пользу Правоимущим. Лишним Препарат Долголетия не полагался. «К чему продлевать агонию?» — вопрошал мистер Саржент.

Вот тогда и появился Питер. Дверь неожиданно открылась, в класс вошла миссис Принсент, а за ней последовал Питер. Анна не знала, что юношу зовут Питер. Когда она увидела, как он переступил порог класса, в котором шел урок естествознания, ей было известно, лишь что это и есть тот самый новичок из подготовительной группы. Значит, его никуда не переводили.

Весь класс украдкой рассматривал новичка. Тайком, не желая, чтобы другие заметили, Анна тоже бросила на него быстрый взгляд. Юноша был высоким, неуклюжим, с очень бледной кожей с темными отметинами, которые с равным успехом могли быть как ссадинами, так и грязью. Особое внимание привлекали глаза. Они были карими, но дело было не в цвете. Уж слишком они отличались от глаз других обитателей Грейндж-Холла. Новичок обшарил взглядом комнату, потом отвел глаза и снова огляделся по сторонам, словно сначала искал кого-то, а теперь переваривал полученную информацию. Миссис Принсент к зрительным контактам относилась неодобрительно. Если Лишнего ловили на том, что он на что-то или на кого-то пялился во время работы, ему ставили на ухо зажим. Поэтому воспитанники Грейндж-Холла большую часть времени ходили или сидели, как правило, опустив глаза. Глаза новичка смотрели пытливо, дерзко — и Анна подумала, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Сядешь туда, — велела миссис Принсент, показав пальцем на пустую парту рядом с Анной.

Когда новичок направился к ней, Анна постаралась смотреть прямо перед собой, не глядеть на него, но это оказалось выше ее сил. При виде новичка она почувствовала, как у нее в груди часто колотится сердце. Новичок глядел на нее открыто, словно ничего не боялся, словно вообще не знал Своего Места.

Как только миссис Принсент ушла, объявив, что никто не должен уделять новичку особого внимания, он тут же склонился к ней, словно разговор посреди урока, с его точки зрения, вполне был в порядке вещей.

— Ты ведь Анна Кави? — спросил он настолько тихо, что Анна подумала, не почудилось ли ей. — Я знаю твоих родителей.