Дела житейские - страница 27

И вдруг он остановился.

Я вся изнемогала, а он остановился!

— Можно посмотреть на тебя? — спросил он и поднялся. Он смотрел на меня и улыбался так, словно получил меня в награду.

— Ты прекрасна, — сказал он.

Я улыбнулась, почувствовав, что действительно красива. Он отступил еще на шаг, расстегнул джинсы и снял рубашку, бросив все это на пол. Теперь он стоял совсем нагой. Я еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Боже мой! Такого совершенного мужского тела я отродясь не видывала. Я оглядывала его сверху донизу. Боже милостивый!

— Что ты хочешь со мной сделать? — спросила я, видя, как он шагнул ко мне.

— Все, — ответил он.

И он не лгал. Он гладил мои волосы и спину, целовал локти, живот, бедра, колени и каждый палец на ноге. Мне было трудно не кричать, не хватать судорожно пряди волос — его, своих, чьих угодно. Наконец-то, думала я, со мной мужчина, который знает, что груди тоже умеют чувствовать. Я гладила его везде, куда только доставали руки. Касалась губами его кожи. Тело его состояло из крепких мышц — такое горячее, такое большое и сильное. Мне хотелось умолять его, чтобы он продолжал гладить и целовать меня.

— Господи, Господи, Господи, Господи! — пела каждая моя клеточка, и мы медленно, медленно двигались.

Он так отдался ласке и был так нежен, что когда наконец произнес мое имя, я уже знала, что он хочет именно меня.

— Фрэнклин! — выдохнула я, и тело мое словно воспарило.

— Я здесь, милая, я здесь, — откликнулся он и поцеловал меня в плечо. Где-то внизу живота что-то опускалось, и я плыла куда-то. По телу Фрэнклина прошла дрожь. Через мгновение дрожь сотрясла все его тело.

— Ты такая необычная, что даже поверить трудно, — прошептал он, поднял меня и положил на себя сверху. Он неотрывно смотрел мне в глаза, будто пытаясь что-то найти, а когда наконец нашел, мы сжали друг друга в объятиях так, будто это было в последний раз. Мы вскрикнули одновременно и утонули. Мы переплелись, как два больших осьминога, обхватив друг друга руками и ногами, и так прошло много времени. Последнее, что я помню, это как уходил Джонни Карсон.

— Так вот как вы умеете! — сказала я.

— Так вот как вы умеете! — откликнулся он.

И мы рассмеялись.

— Ну а как насчет песни?

— Я только что кончила петь. Разве ты не слышал?

— Слышал, милая, слышал. Но хотел бы услышать и другую песню.

Внезапно внутренний голос велел мне прекратить это. Совсем прекратить. Он тут же что-то почувствовал. Должно быть, это было написано у меня на лице.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем.

— У тебя такой вид, будто кто-то умер.

— Все это слишком опасно, ты же понимаешь.

— Для кого?

— Для меня.

— Ты ведь сказала, что у тебя никого нет. Или это неправда?

— Да нет, правда. А ты? Ты не похож на затворника.

— Я сейчас вне игры. Пытаюсь устроить свою жизнь. А женщины всегда путают карты.

— Зачем же ты здесь?

— Ну, иногда поневоле делаешь крюк.

— Ах, вот как!

— Ну ты же поняла, что я имею в виду.

— Нет, не поняла.

— Когда мужчина встречает женщину, совершенно не похожую на других, он это понимает. Такие как ты встречаются не каждый день. Я был бы последним идиотом, если бы позволил тебе уйти, не попытавшись загнать тебя.

— Загнать? Это что, игра, Фрэнклин?

Он поцеловал меня в лоб и пристально посмотрел мне в глаза.

— А ты сама как думаешь, это игра?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю.

— Это не ответ. Расскажи.

Я хотела сказать о том, что боюсь его, и о том, что испытала с ним, но когда мне так хорошо, язык не слушается меня, и я не могу выразить своих мыслей и ощущений.

— Понимаешь, у меня столько планов: в ближайшее время я начну учиться пению, через месяц — занятия в школе, я только что переехала и пытаюсь как-то во всем разобраться…

Он перебил меня:

— Хочешь кое-что знать? Встретив тебя, я запрещал себе думать о тебе. Месяц назад я решил, что должен приложить все силы, чтобы через год-другой начать свое дело. Тогда я дал себе слово, что, пока не разберусь с этим, не стану связываться ни с какими бабами…

— Надо же, Фрэнклин, и я решила то же самое!

— Ну и дела! Стало быть, мы лежим тут и убеждаем друг друга, что мы оба не можем?