Дела житейские - страница 49
Когда Фрэнклин пришел наконец домой, от него разило так, будто он больше пил, чем работал. Но я и виду не подала.
— Вот. — Протянул он мне небольшой букетик цветов. — Счастливого дня рождения, бэби, желаю тебе всего самого лучшего. — Он как-то прохладно поцеловал меня в щеку и ушел в ванную.
Я поставила цветы в воду, хотя меня так и подмывало вышвырнуть их в окно. Я сидела в прострации и ждала, когда он выйдет. Кончив мыться и одевшись, а это все длилось страшно долго, он вышел в гостиную и спросил, готова ли я. Кивнув, я поднялась. Мне казалось, что я иду на работу, а не праздновать свое тридцатилетие.
— Не хочешь в следующий уик-энд съездить на скачки? — спросил он, когда мы спускались в подземку.
— С удовольствием, — ответила я. Я никогда не была на бегах. Даже само это слово звучало для меня непривычно. Вагон грохотал и раскачивался. Мы молчали, и это тоже было необычно. Как правило, Фрэнклин болтал со мной.
— Никак не пойму, зачем тебе этот фильм?
Меня будто холодной водой обдали. Я мечтала об „Офицере и джентльмене" всю неделю, даже Порция и Мария говорили, что это потрясающий фильм.
— Да потому что это прекрасный фильм, Фрэнклин, — сказала я. Во мне нарастал протест. Черт побери! Это же мой день рождения, и я буду смотреть то, что хочу. Но вслух я этого не сказала. Вечер и так начался не слишком удачно, и мне не хотелось разрушать то, что еще можно было спасти.
— Терпеть не могу фильмы про войну, — сказал он. — Война наводит на меня тоску, а сегодня, в твой день рождения, я не хочу никакой тоски.
— Этот фильм не про войну, Фрэнклин. Он про двух мужчин, которые находятся на военной службе, но вообще-то — это любовная история.
— Ради Бога, не обращай внимания на мои слова. Я хочу только забежать сначала в винный магазин.
Час от часу не легче.
— Фрэнклин, фильм начнется через несколько минут.
— Не беспокойся, ты пропустишь только рекламу.
Он купил бутылку чего-то крепкого, и на это ушло восемь долларов из пятидесяти.
Когда мы вошли в зал, фильм уже начался, я огорчилась: не люблю пропускать начало. Мы шли по проходу, пытаясь найти два свободных места, но зал был набит битком.
— Вон два места, — прошептала я.
Фрэнклин знает, что я люблю сидеть подальше от экрана, но он направился к первым рядам. Я плелась за ним. Он нашел два места посередине; чтобы добраться до них, пришлось беспокоить людей.
— Простите, — сказала я, а Фрэнклин молчал.
Едва мы сели, как он открыл бутылку. Он положил мне руку на плечо, но вскоре убрал ее. Минут через сорок он заерзал. Я взглянула на него: он даже не смотрел на экран, а бормотал что-то себе под нос.
— В чем дело? — спросила я.
— Все это дерьмо собачье, — громко ответил он. — Я же говорил тебе, что не хочу смотреть этот идиотский фильм.
— А я хочу, — сказала я и откинулась на спинку кресла.
— Ну так я подожду тебя в вестибюле. — Фрэнклин поднялся.
Со всех сторон начали шикать. Посидев еще несколько минут, я тоже встала, кипя от злости. Людям пришлось снова подниматься, чтобы пропустить меня, и они были раздражены. Я не сразу нашла Фрэнклина. Он стоял на улице и курил.
— Фильм совсем не плохой, — сказала я.
Он вытаращил глаза.
— Ты никогда не служила в армии и не знаешь, как гнусно, когда любой белый слизняк приказывает тебе, что делать, когда вставать, ложиться, сколько раз приседать, обращается с тобой как с последним дерьмом, а ты ему и слова не смеешь сказать, не то получишь по зубам. Так что не тебе судить, хороший ли это фильм.
— Почему же ты не сказал мне этого до того, как мы истратили десять долларов?
— Только потому, что сегодня твой день рождения, и ты хотела посмотреть этот дурацкий фильм. — Он пошел вперед, не дожидаясь меня.
Было холодно и ветрено, хотя стоял сентябрь; я застегнула все пуговицы и направилась за ним. Каблуки моих ковбойских сапог стучали по асфальту. Я не могла понять, почему он в таком состоянии, но хотела, чтобы все это поскорее кончилось. Догнав Фрэнклина, я взяла его за руку: неосознанная попытка примирения.
— А когда ты был в армии?
— Когда и все.
— Когда же это, Фрэнклин?
— Не надо сейчас говорить об этом.