Делай то, за чем пришел - страница 31
— Никаких «но»! Сказал не дам, значит, не дам. Пусть староста составит список и придет ко мне со списком. Откуда я знаю, кто вы такие? Вам эти бланки, может быть, селедку, понимаете, завертывать!..
— Да что вы, Виссарион Агапович!.. — возразил один из парней.
— Как же вы нас не знаете? — удивился другой. — Мы у вас три года учились...
— Я занят. Не видите — занят!.. — Корецкий был уже на ногах, уже вскидывал кверху руки, а голос его набирал силу: — Ни такта, понимаете, ни воспитанности, ни уважения к старшим!.. (Парни, пятясь к дверям, бормотали, что карты им позарез нужны вот сейчас, сегодня: дело из-за них стоит...) Не дам — и точка! И не мешайте мне работать, не приставайте с ножом к горлу! Безобразие, понимаете!.. Вы что, хотите, чтобы я вас выставил из кабинета?!
Огорченные парни ушли.
А обернулась эта выходка Виссариону Агаповичу тем, что дипломники не пригласили его на выпускной вечер. Всех преподавателей пригласили, а его нет.
Глеб застал шефа в кабинете в состоянии крайней подавленности.
— Вот ведь каковы, — жаловался Корецкий, уставившись куда-то в пустоту. — Я им всю жизнь, можно сказать, отдал, а они... Свиньи неблагодарные!. Я бы, может, и не пошел на этот их вечер... Но... тридцать пятый год я здесь, и ни разу мне такой подлости не делали.
Он еще долго перечислял свои заслуги и возмущался неблагодарностью студентов. В конце концов Глебу стало жаль старика.
— Вы не расстраивайтесь, Виссарион Агапович, — сказал он первое, что пришло на ум. — Если хотите, я поговорю с преподавателями, и мы предъявим выпускникам ультиматум: и мы не придем. Хотите?
— Ну зачем же... — печально возразил Корецкий. — Что от этого изменится?.. — А помолчав, с горечью признался: — Не понимаю я их, теперешних, не понимаю. Какие-то... Ничто их не интересует. Получается, что я насильно вдалбливаю знания, впихиваю, заставляю учить, угрожая двойкой, снятием со стипендии, исключением из техникума. Еще лет пять назад было не так. Всегда в любой группе были ребята, которые интересовались, подходили с вопросами, кружок при кабинете работал. Теперь же ничего такого нет. Вы понимаете меня? Каково мне читать, рассказывать, разъяснять, если в аудитории будто никого нет, пусто?.. К чему тогда я всю жизнь копил знания, совершенствовал курс, следил за периодикой, за новинками в технике, если никому это не нужно? Им это не нужно. Им лишь бы запись в зачетке получить, «спихнуть», как они выражаются... Я недавно одному третьекурснику задал вопрос: «Скажите, милостивый государь, если бы вам сейчас, с вашими ничтожными знаниями, предложили бы диплом, вы бы отказались?..» — «Что вы, Виссарион Агапович! — искренне удивилась эта дубина. — Дурной я, что ли, отказываться от диплома!..» И ведь взял бы, пожалуй! Вы понимаете? Не знания, не занятия, не науки ценятся, не уровень образованности, а диплом, «корочка». Вот, мол, у меня тоже диплом, я тоже значок ношу, я тоже дипломированный специалист... Да будь моя воля, я бы семьдесят процентов повыгонял из техникума к чертям собачьим. Сегодня же!.. Но попробуй заяви об этом: скажут, вы с ума сошли!.. Вот и получается, что штампуем специалистов в огромном количестве, производство их поставлено на поток, на конвейер, а от них в хозяйстве не столько польза, сколько вред. Оклады из государства сосут — и только...
«В чем-то он и прав, может быть, — думал Глеб, слушая откровения шефа, — но больше не прав. Он их не понимает, вот в чем дело. Потерял нить, запутался. Отсюда раздражение, ругань. А это только ухудшает отношения, трещина все растет и растет... И ведь всего-то, наверное, надо было вовремя спросить себя: а может, дело во мне самом, а не в студентах?.. Может, с ними не так надо, не с наставлениями и поучениями, а как-то по-дружески, что ли?.. Но он не спросил себя, не взглянул на себя беспощадно, он, наоборот, возомнил о себе настолько много, что студентов и за людей перестал считать. А это же страшно...»
Спустя два месяца, после трудных, мучительных раздумий, Корецкий решил наконец воспользоваться своим правом уйти на пенсию.