Делай то, за чем пришел - страница 63

— Вот-вот, Багратион Петрович, — вставил Андрюха, — столько вы работали, столько умеете, знаете. А почему же вы не продвинулись-то, не пошли дальше? Ведь могли бы, наверное, стать мастером, начальником участка, институт закончить?..

— A-а, — понимающе протянул сварщик. — Предлагали. Ты что думаешь — не предлагали? И мастером, и начальником, и учиться предлагали. А я… хоть верь, хоть не верь — не хочу. Я, понимаешь, люблю, когда вот в руках что-то преобразуется, когда я руками что-то делаю. Возьми сборку… Чем она мне нравится? А есть в сборке, как бы это сказать… что-то от игры, что ли… Вот они, железки, никакого в них проку. А взял их, собрал, подключил, отладил, глядишь — задвигались, поползли, завертелись, и вот уже машина или там прибор готов. Полезная вещь, одним словом. Ну, чем я тут не академик?..

На это Андрюха возразить ничего не мог. Слова сварщика о любви к металлу, к машинам, к работе не пустые слова. Сварщик Багратион может все, только позови его, расскажи, вот мол, Багратион Петрович, вал задевает за раму, надо подрезать, подчистить…

Багратион, хромая и шелестя зеленой брезентовой робой, притащит черные шланги, подкатит на тележке баллоны-торпеды с ацетиленом и кислородом, устроится поудобнее и начинает… Не спеша открывает на медной горелке краники, подносит к изогнутому концу горелки зажженную спичку — щелчок! И бешено гудящий, бело-синий язык пламени вырывается, выстреливает из сопла горелки.

— Три тысячи двести градусов, — с достоинством ответит Багратион, спроси его, какова температура пламени.

Ответит, опустит со лба защитные очки, наведет белый огненный язычок на планку, на уголок или швеллер; язык нагреет, размягчит металл, потом прожжет, отрежет, откромсает лишнее. В свете гудящего пламени адски поблескивают стекла Багратионовых защитных очков, снизу, из-под горелки, сыплется огненный град — разлетаются раскаленные добела капельки железа. Жутковато и красиво!

А когда нужно варить, Багратион берет из пучка коричневых прутков-электродов один, вставляет его в трехрожковую вилку-держатель, садится на корточки, нагибается над соединяемыми деталями, и в таком положении он похож на какую-то птицу с клювом-электродом. Долбит, долбит диковинная птица клювом по железу, и вдруг из-под клюва — треск! Взрыв колючего огня — стр-р-р! И вот уже плещется трескучее электрическое пламя, и словно крыло птицы, протягивается от Багратиона тень, протягивается на пол, на стены цеха — трепещущее крыло большой странной птицы. Трансформатор гудит, дым сгорающей электродной обмазки окутывает Багратионову голову в черной треуголке.

— А блоху, Багратион Петрович, смогли бы подковать?

— Хм, блоху… — усмехнулся сварщик, затаптывая каблуком сапога окурок. — Блоха — это... как бы тебе сказать… символ. Это придумано. А вот что-нибудь на таком же уровне — пожалуйста.

Этот разговор с Багратионом снова заставил Андрюху крепко задуматься. В лице сварщика Андрюхе виделась славная «старая гвардия», которая столько сделала, столько вынесла на своих плечах, что и подумать страшно... Да и сегодня они еще гвардия.

На таких вот Багратионах и держится все. Но, пожалуй, только сегодня. Не завтра. Поставь Багратиона наладчиком на большую автоматическую линию — ничего не выйдет, несмотря на золотые руки. Потому что понадобятся расчеты, знания высшей математики, электроники, программирования… То есть, надо, видимо, навсегда расстаться с представлением, что рабочий — это только умелые руки.

А после памятного разговора с Геной-солдатиком Андрюха все чаще стал думать о своей будущей работе. Ведь не заметишь, как пролетит время, и его, Андрюху, направят на завод уже как инженера. И ему придется иметь дело с рабочими, долго иметь с ними дело. Даже когда кончится двадцатый век и начнется двадцать первый. Так на кого же он, Андрюха, потом будет опираться в своей работе?.. Не на Багратиона — это ясно. И тем более не на Пашку, не на Сеню. Отпадает и Панкратов. Остается Гена-солдатик…

Но ведь Гена уйдет в отдел. Уйдет, как только получит диплом, Багратион тут прав. И все-таки… И все-таки именно они, парни, прошедшие армию, а теперь стоящие у станка, студенты-вечерники, наверное, и составят «новую гвардию». У них чертовски хорошая закалка. Да, они пока уходят, пополняют, так сказать, ряды ученых, инженеров, но ведь на смену им приходят другие такие же «солдатики». Багратион не принимает их за рабочих, не видит в них новой гвардии именно потому, что они уходят «в верха». Но тут, наверное, надо заглядывать в завтра. А завтра — автоматические линии, автоматические участки и даже цехи... Тогда Гена уже не уйдет из цеха, он сам говорил, что хотел бы работать на большой автоматической линии.