Деликатное поручение - страница 57

С тех пор как мальчик узнал, что у него есть еще один дедушка, он постоянно пытался представить себе, какой он. Папа, когда мальчик задал ему этот вопрос, ответил лаконично: как я, только потолще. Так что мальчик представлял себе дедушку в виде обычного человека в обычном костюме и черного. Того, что увидел, он никак не ожидал.

К тому же реальный дедушка отличался от воображаемого еще одной особенностью: у него была борода.

Небольшая и курчавая, местами сквозь нее пробивалась седина.

По какой-то причине эта борода изумила мальчика ничуть не меньше, чем живописное одеяние вновь обретенного дедушки.

Вспомнив, что надо поздороваться, мальчик сделал еще один шаг вперед, наклонил голову и сказал слова, которым научил его отец:

— Добрый день, дедушка. Меня зовут Алекс. Как ваши дела?

После этого он поднял голову и встретился взглядом с глазами дедушки.

От звуков его голоса старик слегка вздрогнул и поджал губы. Мальчику показалось, что старик рассердился, и он решил, что перепутал слова.

Ему стало обидно и страшно, но обида пересиливала страх. Обида на себя. Он постоянно повторял эти фразы, чтобы зазубрить их, и вот в самый необходимый момент он перепутал.

Поскольку старик молчал, мальчик решил предпринять еще одну попытку, стараясь на этот раз говорить более медленно и отчетливо:

— Как ваши дела? Добрый день, дедушка. Меня зовут Алекс.

Старик еще больше поджал губы, и мальчик совсем стушевался. Но тут произошло что-то совсем неожиданное. Брови старика поднялись вверх, а поджатый рот начал медленно расплываться в улыбке. Мальчику показалось, что это длится вечно, хотя прошло всего несколько секунд — до того как старик захохотал.

Он хохотал, широко раскрыв рот, так что мальчик видел его крупные белые зубы. Массивное тело вздрагивало так, что колыхалась вся его одежда. Казалось, что смех старика заразил и ее, и теперь они смеются вместе.

И вдруг мальчик понял, что старик смеется над ним. Утихнувшая было обида вспыхнула с новой силой. Мальчик почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Но тут же в ушах опять зазвучал голос отца, настойчиво повторявший: «Запомни, Алекс. Ты никогда не должен плакать перед другими людьми. Ни передо мной, ни перед мамой. Тем более ты не должен плакать перед чужим человеком».

Новый дедушка не был чужим человеком, он был новый дедушка. Но он был гораздо более чужим, нежели папа, и он смеялся над ним. Но папа бы рассердился, если бы он заплакал при нем, при папе. А значит, он тем более не должен плакать на глазах у этого толстого бородатого дедушки в бусах.

Мальчик успокоился и почувствовал, как в глубине его глаз высыхают так и не выступившие слезы. Теперь он просто стоял и смотрел на широко открытый дедушкин рот и слушал громовые раскаты его смеха.

Вдруг дедушка перестал смеяться, и мальчик впервые услышал его голос. Голос был низкий, густой и слегка хриплый.

Явно подражая медленной речи мальчика, нарочито отчетливо, по слогам, дедушка сказал:

— Здравствуй, Алекс. Как твои дела? Меня зовут Кауримо Ритуако.

Мальчик понял смысл сказанной фразы. Она была той же, что произнес он сам. Вот только имя дедушки оказалось сложнее, чем вся фраза, вместе взятая.

Мальчик хотел переспросить дедушкино имя, однако больше ничего он сказать не умел, поэтому машинально спросил по-русски:

— Как?

Очевидно, дедушка понял суть обращенного к нему вопроса, поэтому так же по слогам повторил:

— Ка-у-ри-мо Ри-ту-а-ко.

И показал пальцем себе на грудь. И произнес уже известное мальчику слово:

— Дедушка.

Внешность мальчика поразила верховного вождя ничуть не меньше, чем мальчика его собственная. При всем своем негативном отношении к внуку Кауримо Ритуако не мог не отметить, что вошедший мальчик— точная копия Джо, когда тому было семь лет. Разве что кожа немного светлей. Губы, нос, уши и, главное, глаза — все было точно таким же, как у его собственного сына.

Мальчик был заметно напуган. Впрочем, так и должно было быть. После того как Сэм пошел звать мальчика, Кауримо Ритуако постарался придать своему лицу наиболее грозное выражение. Это было очень важно.

О человеке можно многое сказать вовсе не по первой реакции на то или иное событие или зрелище, а по тому, что следует за ней. Разумеется, для этого необходимо, чтобы зрелище было соответствующее.