Дело Эрбэ и К° - страница 29

стр.

— Нет, что ты здесь считаешь этим действием?

— Внезапная болезнь старика. Нужно его сейчас же арестовать, пока не поздно.

— Ну, брат, ты чересчур торопишься. Нужно ему только переменить соседа по комнате. Ты за это возьмёшься?

— Ладно. Сделаю. Кстати, какое впечатление на тебя произвела Екатерина Дмитриевна?

— Женщина умная… Боюсь — только не чересчур ли…

— Что ты этим хочешь сказать?

— Пока ничего… Но мне показалась подозрительной ее настойчивость… Она бьет все время в одну точку…

— В какую именно.

— Ее интересует только дело с покушениями на вождей революции… Впрочем, завтра я думаю кое-что узнать. Я нарочно не взял у нее адреса, но, конечно, узнал его. Думаю, грянуть неожиданно. Это действует на психологию. А с женщинами без психологии не обойдешься.

Сергеев сокрушенно и недоверчиво покачал головой.

На следующий день Костину сообщили по телефону, что «хозяйка дома» и он отправились с «визитом».

— Можно? — постучался он в одну из комнат квартиры известного артиста Юшина.

— Войдите.

Катя вздрогнула и побледнела.

— Вы! Но как?

— Шел мимо, решил вас навестить? Вы не в претензии?

— Нет… пожалуйста… садитесь.

Через минуту уже Катя взяла себя в руки и все лицо ее осветилось обворожительной, ангельской улыбкой.

Она подсела близко к Костину.

— Однако, вы быстро, — глаза ее смеялись, как будто говоря: «я же понимаю, какой вы молодец».

И только рука, державшая букет цветов, дрожала.

— Пустяки, — сказал Костин, — вполне естественно, что я знаю адреса своих знакомых.

Он закурил трубку, оглядывая комнату. Внимание его привлекла пепельница и не столько сама пепельница, сколько то, что он в ней увидел.

Продолжая разговор, он незаметным движением руки подвинул к себе пепельницу. Потом спокойно взял лежавший в ней окурок и начал его разглядывать.

— Итак, вы говорите, что в провинции активной работы нет…, — говорил он с удивлением, читая английскую надпись на папиросе.

Катя вскинула на него свои длинные ресницы. За ними метнулся страх. Но страх в ту же минуту был убит развязным смешком. Грациозным движением всего корпуса достала из кармана платья синюю коробочку.

— Не хотите ли английскую папиросу. Сегодня на улице какой-то мальчишка продавал.

Катя, вскинула на него свои длинные ресницы: «Не хотите ли английскую папиросу?»


Костин невольно залюбовался смелой и настойчивой противницей.

Поговорив еще минут пять — он попрощался и вышел.

— Усиленное наблюдение за квартирой Юшина — коротко приказал он агенту. Затем он быстро направился к себе, где его ждал Сергеев.

— Слыхал ли ты, — спросил он Сергеева, — чтобы на улицах Москвы можно было купить настоящие английские папиросы?

— Нет. А что?

— Ничего особенного, но уездная глушь, в которой пребывала Екатерина Дмитриевна, на карте РСФСР, вероятно, не помечена, — и он протянул Сергееву папиросу.

— Это у нее такие?

— Да.

— Постой… постой… Я где-то видел такую же. Да, да вспоминаю. На вечере у скрипача Янковича. Он привез из Батума несколько коробок и угощал своих знакомых.

Из Батума — чуть не подпрыгнул Костин, — скрипач из Батума, английские папиросы и сельская учительница… да-с….

— Но ведь она меня познакомила с Янковичем. Быть может, он просто дал ей пару коробок?

— Тогда при чем тут мальчишка-папиросник.

Наступившее молчание прервал вошедший шифровальщик.

Радиотелеграмма из Новороссийска. Шифр Сомова.

— Ага! Комсомольцы — вскричал Костин. — Вот что нам теперь нужно.

Телеграмма гласила:

«Выехали в Москву двое белых, скрипач Янкович и блондинка Катя. Везу почту. Белые явки. Буду седьмого. Морев».

— Морев? Кто это?

— Условная подпись, едет посланный… Распорядись установить наблюдение за этой музыкальной знаменитостью.

Голос Костина звучал сталью, глаза сверкали, на щеках появился румянец.

— Молодцы, комсомольцы, — говорил он в волнении, прохаживаясь по комнате, — без них пришлось бы нам долго повозиться.

До седьмого осталось четыре дня, и Костин решил пока Кати не трогать и поддерживать знакомство. Сергеев уговаривал быть осторожней. Раз сама навязывается на работу, значит — метит его убрать.

— Ладно, посмотрим, — ответил, Костин, — я ей помажу губки таким предложением, что она отложит это дело.