Дело о пеликанах - страница 3

– Кто из вас ненормальный, ты или он? Стоит мне только обратиться к коллегам с такой просьбой, как все они сегодня же вечером уедут из города на весь следующий месяц. Это абсурд, – Рэнниен хмуро глянул на своих помощников, которые неодобрительно качали головами, – действительно абсурд.

Льюис безмолвствовал. Он ожидал этого.

– Как хотите. Это всего лишь предложение.

– Глупое предложение.

– Директор не рассчитывал на взаимопонимание с вашей стороны в этом вопросе. Однако он надеется, что его будут заранее уведомлять обо всех поездках, чтобы можно было принять меры безопасности.

– Имеется в виду, что вы собираетесь сопровождать каждого из судей всякий раз, когда он будет покидать город?

– Да, Главный. Таков наш план.

– Ничего из этого не получится. Эти люди не привыкли, чтобы с ними нянчились.

– Получится, сэр. Ведь они не привыкли и к тому, чтобы на них охотились. Мы лишь пытаемся защитить вас и ваших коллег, сэр. Безусловно, никто не говорит, что нам нечего делать. Я так понимаю, сэр, что это вы нас позвали. Мы можем уйти, если хотите.

Рэнниен подался в своем кресле вперед и занимался скрепкой для бумаг, разгибая и тщательно распрямляя ее.

– Что вы скажете о самом здании суда?

Льюис облегченно вздохнул и едва сдержал улыбку.

– Оно не вызывает у нас опасений, Главный. В нем легко осуществить меры безопасности. Мы не ожидаем здесь неприятностей.

– Тогда где же?

Льюис кивнул на окно. Шум увеличивался.

– Где-нибудь там. Улицы полны идиотов, маньяков и фанатиков.

– И все они ненавидят нас.

– Это очевидно. Послушайте, Главный, мы очень беспокоимся за судью Розенберга. Он по-прежнему отказывается впускать наших людей в свой дом, заставляя их просиживать ночи напролет в автомобиле на улице. Он позволяет своему любимчику из полиции Верховного суда – как его зовут? – Фергюсону – сидеть у задней двери, снаружи, и то только с десяти вечера и до шести утра. В доме не бывает никого, кроме судьи Розенберга и его медика. Его дом не безопасен.

Рэнниен ковырял скрепкой под ногтями и едва заметно улыбался. Смерть Розенберга, какой бы она ни была, принесла бы только облегчение. Нет, она стала бы замечательным событием. Главному пришлось бы облачиться в траурное одеяние и произнести над гробом хвалебную речь, но, оказавшись за закрытыми дверями, он бы похихикал по этому поводу вместе со своими помощниками. Рэнниену нравилась такая мысль.

– Что вы предлагаете? – спросил он.

– Вы можете поговорить с ним?

– Я пытался. Я объяснял ему, что его ненавидят в Америке, вероятно, больше всех, что миллионы людей проклинают его каждый день и большинство из них предпочло бы видеть его мертвым, а его почта с угрозами в четыре раза больше, чем у всех нас, вместе взятых, и что он может стать легкой добычей убийцы.

– И что же? – отозвался Льюис после непродолжительного молчания.

– Велел мне поцеловать его в зад, а потом заснул.

Судебные исполнители сдержанно хмыкнули, а затем, поняв, что юмор здесь допускается, засмеялись и агенты ФБР.

– Так как же мы действуем? – спросил Льюис невозмутимо.

– Вы охраняете его как только можете. Запишите это и не беспокойтесь. Он не боится ничего, даже смерти, и если он не потеет от этого, то почему это должны делать мы?

– Потеет директор, поэтому потею и я, Главный. Все очень просто. Если с одним из вас, ребята, что-то случится, то не поздоровится и ФБР.

Главный резко качнулся в кресле. Доносившийся с улицы гвалт действовал на нервы. Совещание затянулось.

– Забудьте о Розенберге. Он, возможно, умрет во сне. Меня больше волнует Джейнсен.

– Джейнсен – это проблема, – заметил Льюис, шурша страницами.

– Я знаю об этом, – медленно произнес Рэнниен, – он постоянно ставит нас в неловкое положение. То он мнит себя либералом и голосует в половине случаев, как Розенберг, то становится белым расистом и выступает за раздельное обучение в школах. Затем он может воспылать чувствами к индейцам и захочет отдать им Монтану. Это все равно что иметь на руках слабоумного ребенка.

– Вы знаете, что он лечится от депрессии?

– Знаю, знаю. Он мне все рассказывает. Я для него как отец родной. Что из наркотиков он принимает?