Дело Рихарда Зорге - страница 11

Встречи Рязанова и Рихарда Зорге имели и другое значение. Этот краткий контакт между выдающимся ученым-марксистом, знатоком истории социализма и молодым, горячим немецким коммунистическим журналистом, должно быть, вызвал у Рихарда Зорге глубокое душевное волнение и весьма польстил его самолюбию.

Говорили, что Рязанов пригласил Рихарда стать сотрудником в Институте Маркса — Энгельса в Москве для работы над редактированием нового образцового издания работ Маркса. Однако, по словам Зорге, «руководители германской партии не отпустили бы меня». За фасадом этой «культурной миссии» в Германию хорошо просматривались куда более практические цели. В любом случае, вероятно, это был первый подход русских к Зорге, и интересно, что, когда Зорге переехал в Москву, Рязанов и Кристиану также принял на работу в свой институт.

Вскоре после этих событий последовала вторая и решающая встреча, о которой нам известно, между Зорге и советскими представителями.

В апреле 1924 года во Франкфурте проходил XI съезд Германской коммунистической партии, объявленной вне закона властями Веймарской республики в ноябре 1923 года. Заседания проходили под маркой Спорт-клуба, и были предприняты самые тщательные и хорошо продуманные меры против налетов полиции. Для охраны заседаний и делегатов накануне съезда были созданы сильные и хорошо вооруженные отряды[15].

Центральной темой дискуссии на съезде стал вопрос об ответственности за поражение октября 1923 года, когда веймарским властям удалось упредить вооруженные выступления рабочих в Саксонии и Тюрингии, и весь мятеж ограничился лишь спорадическими и краткими стычками в Гамбурге[16]. Приказ на начало вооруженного восстания, спланированного секретным военным аппаратом Германской коммунистической партии, обученным сотрудниками советской разведки, последовал лишь после категорических директив из Москвы. Эта неудача с немецкой революцией и находилась в центре мучительных дебатов не только между фракциями германской компартии, но и в Москве. От решения этих вопросов зависели будущие отношения советского руководства с немецким.

И потому во Франкфурт была прислана высокопоставленная братская делегация Коминтерна с тем, чтобы использовать все свое влияние и поддержать просоветские силы накануне приближающихся выборов в новый объединенный Центральный Комитет Германской компартии.

Эта русская миссия состояла из шести делегатов, и возглавлял ее Дмитрий Захарович Мануильский, большевик из старой ленинской гвардии, один из самых влиятельных и могущественных членов Исполкома Коминтерна, где он отвечал за германские дела. Другим членом бьш Соломон Лозовский, представитель того же комитета в Профинтер-не — созданной Советами Всемирной федерации красных профсоюзов. В делегацию входили также три члена Центрального Комитета русской компартии.

Зорге писал, что его попросили «помочь найти жилье» для членов советской делегации и что, по крайней мере, один или двое из них квартировали у него дома. Он также «выступал в роли телохранителя», и нет сомнений, что он был своего рода гидом для приехавших русских.

Зорге назвал имена двух других советских делегатов: Пятницкого и Куусинена, руководящих членов Исполкома Коминтерна. Нет никаких свидетельств, подтверждающих присутствие этих двух людей во Франкфурте в то время, и маловероятно, чтобы в создавшихся обстоятельствах вся верхушка Коминтерна приехала в Германию ради такого случая. Но Зорге часто будет использовать все эти имена в своих последующих показаниях.

Зорге не принимал непосредственного участия в дискуссиях на Франкфуртском съезде партии, но его личное обаяние и яркая личность, независимо от его неопределенного нелегального статуса, привлекли к нему внимание Мануильского и его советников.

Как пишет сам Зорге: «На закрытии съезда они (советские делегаты) попросили меня приехать в этом году для работы в штаб-квартиру Коминтерна в Москву. Я не мог выехать немедленно, поскольку должен был участвовать в нескольких организационных и разведывательных мероприятиях сразу после Франкфуртского съезда, однако предложение делегации Коминтерна взять меня на работу в разведывательное бюро Коминтерна было одобрено партийным руководством в Берлине, и в конце 1924 года я уехал из Берлина в Москву, чтобы в 1925 году приступить к работе».