Дело Рокотова - страница 5

Для приобретения заграничных вещей нужно было иметь иностранную валюту. Так появились в Москве "фарцовщи­ки", которые сотнями и тысячами рыскали на улице Горько­го, возле ГУМа, в ресторанах, кафе, везде, где можно было встретить иностранцев и приобрести у них валюту и загранич­ные вещи.

Из материалов дела узнаем и то, что в этот же период наши "друзья", арабские офицеры, учившиеся в высших военных школах в Москве, контрабандой привозили и наводняли

Москву изготовленными в Цюрихе золотыми монетами "царской чеканки". Монеты они провозили в широких воен­ных поясах. В деле было много фотографий арабских офице­ров, снабжавших московских "фарцовщиков" золотыми мо­нетами. На фотографиях были отчетливо видны эти широ­кие пояса, надетые поверх военной формы.

И ни один из этих сотен арабских офицеров, совершивших, может быть, тысячи валютных сделок в Москве, не только не привлекался к уголовной ответственности, но и не проходил свидетелем по делу.

Даже поверхностная оценка следственных материалов не могла избавить от впечатления, что авторы этого дела при оценке одних и тех же деяний пользовались двумя различны­ми мерками. И, в зависимости от национального происхожде­ния совершившего преступление, применяли то одну, то дру­гую мерку.

Такой вывод напрашивался потому, что из девяти под­судимых, проходивших по этому главному делу — семь были евреи, а в дочерних делах, возбужденных в Тбилиси, Баку, Ташкенте, Риге, Вильнюсе, Киеве, евреи составляли 90 процентов. Из тех же материалов было видно, что следст­вие, из гуманных соображений закрыло дело в отношении большого количества русских молодых парней, которые много лет занимались скупкой и перепродажей иностранной валюты в масштабах ничуть не меньших, чем это делал Фай­бишенко.

Следствие решило так же не возбуждать дела в отношении десятков лиц, уличенных в совершении крупных валютных сделок. Все они отделались "искренним" признанием и "глубоким раскаянием". Среди фамилий этой категории еврей­ские почти не встречаются.

Решение о применении в этом деле обратной силы закона нигде не было обнародовано, и в само "дело" оно было под­ложено тайком, как бомба замедленного действия. И в пред­видении взрывной волны от действия этой бомбы (в особен­ности за пределами Союза) вокруг обвиняемых создавалась зловещая атмосфера.

За несколько дней до начала процесса, одновременно во всех центральных и республиканских газетах, появились оди­наковые по тону и характеру статьи. Видные журналисты и писатели в этих статьях изображали подсудимых как "вра­гов народа", как "хищников", как "рабов желтого дьявола", которые нанесли большой вред экономической мощи Совет­ского Союза и толкнули молодежь на путь преступления. Статьи эти явно были нацелены на то, чтобы вызывать у "про­стых советских людей" омерзение и гнев против подсуди­мых.

И действительно, под влиянием сокрушительного шквала огня, направленного газетами против обвиняемых, "простой советский гражданин" пришел в суд, преисполненный гнева и возмущения, пришел полный решимости тут же, без вся­кого суда, публично линчевать подсудимых.

Да и всем нам в день начала процесса, когда рано утром мы пришли в Мосгорсуд, стало ясно, что командовать па­радом здесь будет отнюдь не председатель суда и офици­ально председательствующий на процессе Громов. Он сидел у себя в кабинете и ни во что не вмешивался. Почти откры­то этим делом занимались или, вернее, хозяйничали, как у себя дома, переодетые в штатское работники КГБ. Они за­нимались не только техническим оснащением процесса, но и зачастую решали вопросы, отнесенные исключитель­но к прерогативе суда. Именно они заставили Громова пойти на грубейшее процессуальное нарушение и отказать адвокатам в выдаче копии обвинительного заключения. Не кто иной, как сотрудники КГБ, организовали посещение судебных заседаний представителями московских предприя­тий и учреждений по специальным пропускам. Они же обес­печили и нужных обвинению свидетелей. Впрочем, это ни­чуть не мешало позаботиться об удобствах адвокатов и от­носиться к нам очень корректно.