Демаскировка - страница 21

— Вратко, дай мне три месяца. Хотя бы три месяца. У нас будет простенькая, но работающая машина, клянусь Троорлом!

— Три месяца. И это последний срок. На этот раз действительно последний. — Силуэт двинулся к выходу из перголы. — Я пошёл. Выжди минут десять. Вернёшься во дворец со стороны больших фонтанов. Сколько мне сегодня проиграть?

— Десять… нет, лучше пятнадцать тысяч дукатов, этого хватит.

— Клапос тебя дери. Придётся опять отложить ремонт западного крыла. Королева будет в ярости, но чего не сделаешь ради науки…

— Вы всё слышали, ваше величество.

Синдик Гильдии алмехаников в красном таларе и высокой шапке, похожей на митру епископа, стоял перед столом королевского кабинета. На его благородном лице застыло выражение скорби. По столу были аккуратными рядами разложены одинаковые вощёные цилиндры, и тут же стоял фтегмограф с изящно выгнутым рупором.

— Надеюсь, ваше величество, — проговорил синдик, — теперь вы убедились, что арродисты не только вопиющим образом нарушают привилегии Гильдии, но и намереваются её уничтожить. Уничтожить нас, вернейших слуг вашего величества, самую надёжную и незаменимую опору престола.

— Да, я убедился, — тихо и ровно произнёс король Вратислав.

— Эти записи — неопровержимые доказательства измены доктора Арродеса. Я не смею ни указывать, ни советовать вашему величеству, но хотел бы заметить, что удержать это в тайне не удастся. Позвольте сказать с полной откровенностью: если вы ждали предлога, чтобы исполнить клятву мести — вот он, предлог. И в глазах всех ваших подданных он более чем оправдан.

— Вы несколько выходите за рамки, синдик. — Король не повысил голоса и не изменил выражения лица.

— Прошу простить, ваше величество. — Алмеханик приложил руку к сердцу и отвесил низкий поклон.

— Но вы правы. Арродес заслужил смерть, и он умрёт. Жаль, не смогу отыграться.

— Простите, не понял, ваше величество?

— Я проиграл ему в тарокко пятнадцать тысяч дукатов полгода назад. Неважно. Я хотел бы заказать у Гильдии автоката.

— Со всем вниманием выслушаю пожелания вашего величества.

— Пусть это будет не обычная машина-палач. Сделайте машину в человеческой маске, подобную вам самим. — (На лице синдика мелькнула тень удивления, но он, разумеется, промолчал). — Пусть у неё будет облик прекрасной женщины и подлинная человеческая память. Пусть она сама себя искренне считает человеком и ведёт себя настолько естественно, чтобы у Арродеса не возникло и тени сомнения в её человеческой натуре. Месть должна соответствовать характеру оскорбления. Пусть машина его соблазнит, и распутник падёт жертвой собственного распутства.

— Я поражён мудростью вашего величества, — сказал синдик, — но осмелюсь заметить, что такая машина обойдётся значительно дороже обычных.

— Что ж, я готов заплатить. Не смею вас более задерживать. — Король протянул руку для поцелуя.

Она лежала на столе лицом вниз, нагая, с раскинутыми руками и ногами, с разрезом вдоль спины от крестца до лопаток. Края разреза были растянуты скобами, и внутри раскрытого тела-маски сверкала сталь и золотистая бронза. Передняя спинная панель машины была снята. Крышка мнематического устройства открыта.

— Четыре человеческих памяти на выбор, как вы заказывали, ваше величество. — Синдик указал на четыре лакированные шкатулки. Открыл первую, где в углублениях красного бархата покоились четыре одинаковых цилиндрика кассет. — Графиня Тленикс. — (Открыл вторую с такими же кассетами). — Дуэнья Зорренэй. — (Третью). — Ангелита. — (Четвёртую). — Миньона. Каждая лента, как видите, имеется в четырёх копиях, что необходимо для надёжной и безошибочной работы машины. Теперь вашему величеству достаточно выбрать одну шкатулку, и я помещу все копии…

— Нет, благодарю, — сказал король. — Это орудие моей мести, и я своей рукой должен нажать на спуск. Нужно, стало быть, надеть все кассеты из одной шкатулки на этот стержень?

— Да, ваше величество. Потом вытянуть язычок ленты и закрепить вот здесь.

— Надеюсь, вы хорошо обошлись с этими девицами?

— Они не пострадали, ваше величество, если не считать потери памяти, что, увы, совершенно неизбежно при переписывании живой человеческой памяти на пергаленту. Но они сохранили рассудок и телесное здоровье.