Дембель против бандитов - страница 38

стр.

Пахло плесенью, затхлостью, мышами и почему-то хлоркой. Во рту было солоно и гадко. Но еще гаже было от невозможности подняться с кровати…

Дембель попытался привстать, но веревки не позволили этого сделать. Вот если бы в комнатке был еще кто-нибудь…

— Митя, ты где? — позвал он и тут же удивился болезненной хриплости собственного голоса.

Ковалев не отвечал.

— Митя, ты тут? — повторил Илья.

Ответа не было вновь.

Пленник еще некоторое время звал бывшего однополчанина, затем принялся грозиться, ругаться безадресно, а потом, замолчав, попытался воскресить в памяти события минувшего дня…

Произошедшее вспоминалось с трудом.

Он помнил, что сегодняшним утром собирались с Ковалевым в военкомат. Помнил, как выкатывал с лестницы инвалидную коляску с Митей. Помнил, как неожиданно появился во дворе грязно-синий «Форд-Скорпио», как вылезли из него бандиты — те самые, со спиртзаводского рынка. И драку он тоже помнил — детально, со всеми подробностями. И пистолет Макарова в руках кривоносого. И отца, столь некстати появившегося со своим краснофлотским ремнем. И слепящий удар в глаз. И еще один, в голову…

Однако Корнилов не мог сказать — сколько же времени прошло с момента последнего удара: час, два, сутки или больше? А потому так и не смог определить, как долго он в этом подвале находится. И вообще: сегодня все это случилось… Или вчера?!

К счастью, чувствовал себя Илья куда лучше, чем должен был человек в его положении: сокрушительный удар в темечко теперь лишь отдавался тупой ноющей болью. Да и левый глаз, хотя и заплывший, только чуточку саднил — зажмурив правый, Корнилов с облегчением осознал, что не ослеп.

Он вновь попытался освободиться от пут, и вновь тщетно. Веревки стягивали руки и ноги намертво, впивались в кожу, и любое движение болезненно отдавалось во всем теле. Кончики пальцев на руках и ногах затекли так, что Илья почти не чувствовал их.

— Илю-уха… — донесся снизу слабый голос Димы, и Дембель, дернувшись, словно от разряда электричества, отреагировал:

— Митя?! Ты?

— Я…

— Где ты?

— Да тут, слева от тебя, на полу у кровати лежу…

Илья вздохнул облегченно — слава богу, хоть с Ковалевым все в порядке.

— Митек, ты… Подняться можешь?

— Да какое там на хрен подняться! Эти гниды мне руки к ножкам кровати привязали! А ты как?

— Да тоже привязан… А где мы вообще? Ты помнишь, как нас сюда везли? Сколько мы тут уже торчим, а?

— Сколько — не знаю, сам только что проснулся. А мы с тобой в подвале… Или в подсобке… Я-то город не так хорошо знаю, как ты, но, кажется, это где-то на Горького… Большой такой универмаг. Со стороны двора заезжали.

— Значит, «Московский», — догадался Дембель.

Несколько минут друзья молчали — видимо, прикидывая перспективы. А они были весьма безрадостными…

— Что делать будем? — наконец подал голос Илья.

— Что, что… Бандитов этих дожидаться, — уныло ответил Митя.

— А на хрена мы им нужны?

— Вот об этом у них сам и спросишь. Черт — ссать хочу больше, чем на танке ездить.

— Потерпишь… Не то терпел.

— Ой, бля, и не говори… Только мне сейчас от этого не лучше.

И вновь друзья замолчали. Было лишь слышно, как надсадно трещит под потолком светящийся ртутью стержень — лампа дневного света, как где-то далеко-далеко, кажется, сверху и справа, низко гудит в шахте лифт.

Ситуация выглядела совершенно безвыходной. Освободиться от веревок не представлялось возможным, но, даже если бы это и удалось, выбраться из подземного склепа под магазином они вряд ли бы сумели. Ведь бандюки наверняка закрыли железную дверь!

Илья понимал: ничего хорошего ждать им не приходится. И его жизнь, и жизнь Димы Ковалева теперь всецело в руках бандюков.

Устало вздохнув, Илья смежил веки…

Почему-то вспомнилось: кажется, в минувшее воскресенье он, Дембель, хотел спросить у Димы о чем-то очень важном. И вроде бы это важное касалось их обоих.

Но о чем?

О войне? Нет, только не о войне — нечего ее, проклятую, вспоминать.

О цыганах-рабовладельцах?

Тоже вроде бы нет — с этими гнидами и так все понятно, нечего спрашивать.

О бандитах?

О пропавших документах Димы?

Тоже не то…

А ведь то, что силился вспомнить Дембель, наверняка было очень важным!