Демон против люфтваффе - страница 55

стр.

— Обожди, — вмешался Смушкевич. — На весь огромный Мадрид вы оказались в одном кафе?

— Яков, ты и правда у Ежова учился подозрительности? Вначале пару кафешек на весь город открылись, вокруг парка. Потому и Морато здесь отирался, больше негде.

— Отстань от него, — нетерпеливо одёрнул шефа Рычагов. — Продолжай.

— Побеседовали. Григорьевич сразу дал понять, что про авиадорес русос здесь лучше не заикаться. Маятник симпатий качнулся в другую сторону и до упора. Теперь мы — злыдни. Пообещал с документами помочь, договорились о сумме и месте встречи. По меркам НКВД, я установил контакт с белогвардейским подпольем.

— А Морато?

— Не торопи, Паша. Как раз к нему подхожу. Я на лицо этого гада не знал. Просто трепотню услышал. Жаль, говорит, война кончилась, а то бы этих горе — пилотов ещё три дюжины посшибал. Навострил ухо в ту сторону. Там киношники, хотят фильм снять про доблестного испанского асса, истребителя красных обезьян. Планируют съёмку, но не могут найти желающего покружить на курносом. Я и не выдержал.

— Рисковал!

— Да, Яша. Могли запросто сдать. И сам Хоакин — не подарок. Но его безудержное хвастовство… Считайте, он взял меня на слабо, на свою беду. В общем, присел к ним за столик и сказал, пшепрашем, я есть пилот польски Анджей Ковальски, умею управлять «Чатос», случайно вдруг нуждаюсь в деньгах. Киношники обрадовались, а Гарсиа — Морато меня при первой возможности утащил в бок. Спросил — республиканец? Как посмотришь на то, чтобы пулемёты зарядить боевыми?

— И ты согласился? — Рычагову не терпелось.

— Сделал вид, что сомневаюсь. Он, разгорячённый вином, начал уговаривать, поклялся честью, мол — без подлостей, выпрыгнувшего с парашютом не сбивать, подранка, выходящего из боя не достреливать и т. д. В общем, ударили по рукам, но для правдоподобия пришлось увеличить гонорар вдвое. Морато, похоже, был готов из своего кармана платить, аванс сунул. Дальше в газете довольно точно всё описано. На следующий день оказались мы на том же аэродроме — Кото. Наши самолёты как на выставке красуются. И-15 с табличкой «Кёртис», «Ишак» в роли «Боинга».

— Как это?

— Не поверили фалангисты, что Советский Союз может делать хорошие машины, — объяснил Смушкевич. — Стыдно русфанере столько боёв проиграть. Американцам — не так обидно.

О хорошести после знакомства с «Мессером» у меня иное мнение, но предпочитаю им не тыкать в нос.

— Нас сфотографировали, я рассказал, что перегонял «Чайку», но в боях не участвовал, киношники развесили уши… В общем, не важно. Перед вылетом облазил машину, исправная она, хоть и уставшая. Потерпите — перехожу к главному. В общем, взлетаем. Проверяю пулемёты. Не знаю, догадался ли кто внизу, что означает это паф — паф. Поднимаемся с Морато на две тысячи метров, он на «Фиате», сходимся в лоб, стрельнув издалека, и разбегаемся. Закладываю глубокий вираж, он тоже. Потом испанец понял, наверно, свою ошибку. Горизонталь — наша стихия. «Чатос» лучше виражит, но без конца в реальном бою не будешь крутиться — другие архангелы налетят. А тут других не может быть по определению, — я поймал себя на непроизвольной бурной жестикуляции. Руки принялись демонстрировать положение самолётов. — Выхожу ему в хвост. Он рванул машину на себя. Скорость‑то упала, не то что в разгоне по прямой или на пикировании. Мастер, а повёл себя как новичок.

На миг запнулся, снова переживая дуэль с лучшим испанским лётчиком. Павел впился взглядом в мои ладони. Рано его отозвали, не навоевался до тошноты. Сейчас он мысленно вместе со мной в кабине «Курносого».

— Задираю нос, беру упреждение… Он прямо в две струи трассеров влетел. Затем перевернулся и гикнул к земле. Не пытался ни вращение остановить, ни выровняться.

— Дело случая, — Павел почесал стриженный затылок. — Ты мог просто ему дырок наделать в плоскостях, и дальше бы развлекались. Думаю, пилота задел. И мотор у гада хреновый, видать, ушёл бы на вертикаль — не догонишь.

— Наверное, но выяснять подробности было недосуг. Короче, отлетел к Мадриду, сжёг самолёт на земле. На следующий день встретился с Григорьичем, он принёс документ с французской визой и газету про нас с Морато, поздравил. Через двое суток я уже был в Париже в нашем посольстве, оттуда прямиком — в подвал НКВД на Лубянке. В смысле, на площади Дзержинского. Остальное вы знаете.