Демон сна - страница 13

Я принялся собираться. Следовало на всякий случай иметь в виду, что Сефирос вполне мог попытаться помешать мне вернуться сюда. Поэтому я перенёс всю информацию личного характера на съёмный носитель (больше всего места заняли сохранённые позиции из компьютерных игр), собрал все свои «земные» документы, смену одежды и кое-какие дорогие сердцу мелочи. Набралась одна небольшая «туристическая» сумка. И это вот всё? Вся моя жизнь? Всё, что сумел скопить за этот год? На самом-то деле, конечно, средоточие всей моей жизни пребывало ныне в дальней зале усадьбы, всё сходилось в прекрасной юной девушке, лежавшей там, в хрустальном ложе… Но забрать её отсюда я не мог. У меня не хватило бы сил пронести тело Ани через ментальные слои. Вряд ли я даже смог бы её обесплотить, сколь хрупок и нежен ни был облик моей наречённой. Странным образом я был уверен, впрочем, что как бы ни злился на меня мой бывший руководитель, он не станет чинить никакого вреда моей спящей спиритическим сном возлюбленной и её полупрозрачному обиталищу. Верно говорят: благородный друг — это хорошо, но благородный враг — хорошо вдвойне. Но что, если она вдруг придёт в себя, а меня рядом не будет? Однако же даже и так я совершенно не мог представить, что Сефирос станет использовать девушку против меня, как заложницу или приманку.

Я тихо прошёл в залу и остановился рядом с хрустальным саркофагом. Положил руку на холодную гладкую поверхность прозрачной крышки. Лицо Ани было спокойным, потусторонний сон её безмятежен. Плавно раскинулись по подушкам каштановые волосы. Что ж, по крайней мере, бури и тревоги этого мира не затронут мою красавицу. Но почему Аня приснилась мне именно сегодня? И сразу в такой, кхм… откровенной ситуации? До того она мне во снах не являлась… Неужели мои тоска и тяга к ней стали уж слишком сильны для несчастной психики?

Перед уходом я всё-таки оставил в прихожей написанную крупными буквами записку: «Посмеете стать преградой между мною и Анной — достану из-под земли. А.М.» Затем вскинул сумку на плечо, захлопнул дверь, размашисто пересёк поляну и сел в чёрный трамвай.

Выйдя из вагона и обретя плотность на краю леса, я прошёл к гаражу, открыл машину, кинул сумку на сиденье и вновь запер дверцу. Ехать за рулём под пивными парами я не собирался — хотя, конечно, я мог бесплотным уйти от любого гаишника, но автомобиль-то я забрать с собой на ментальный уровень не мог! Бросать же служебный транспорт для эвакуации на штрафстоянку или, ещё того хуже, устраивать гонки с полицейскими машинами по улицам Москвы желания никакого не было. Грустно размышляя о том, что демонические чародеи и «вся королевская конница, вся королевская рать» мне не страшны, а вот простой мент с полосатой палкой — уже преграда, я вызвал такси. В качестве цели поездки пришлось указывать адрес дома пятнадцать по Сретенскому тупику — тринадцатый дом оператору найти не удалось.

Молча уставившись через стекло желтошашечного «седана», я провожал взглядом уже засветившиеся окна домов и оранжевые пятна уличных фонарей. Как рано стало темнеть! Ноябрьский мегаполис был мрачен и давящ. Вечный шум колёс, грязно-блестящий асфальт, толпы смурных прохожих и яркие лживые биллборды реклам. Захотелось вдруг сбежать отсюда куда-нибудь, туда, где зелень и свет, где чистые воды и прозрачные струи рек, где можно жить и дышать. Но где такое? Есть ли? Да и куда я сбегу сам от себя? Нет, везде мрак и пустота. И нечего зря мечтать. Дело надо делать.

Я высадился из таксомотора на углу узкой улочки, расплатился с водителем, подождал, пока красные габаритные огни его машины скроются за поворотом, и ступил на выщербленный тротуар искомого тупика. Сразу же на меня пала густо-серая темень. Фонари здесь были бледны и редки, один стоял в начале дорожки, а другой лишь рыжим пятнышком виднелся вдалеке. Ещё утром попытался выпасть снег, но сейчас почти весь уже растаял, и мои шаги гулко звучали по неровному асфальту. Потом асфальт кончился, и началась самая настоящая брусчатка. Я и не представлял, что в Москве остались такие места. Низкие обшарпанные дома громоздились один за другим, между ними были подчас лишь узёхонькие лазы — кошке впору протиснуться — иногда перекрытые ржавыми железными дверками. Здесь ни в одном окне свет не горел, а сквозь мутные грязные стёкла первых этажей ничего нельзя было разглядеть. Над крайним окном криво висел разбитый бело-синий пластиковый указатель «Сретенский тупик дом 15». Что ж, значит, следующее строение с этой стороны — моё. Дорога пошла под уклон, и я чуть не поскользнулся на остатках снега и льда. Чёрный провал подворотни выплыл справа зияющей пастью. Кажется, мне сюда. Я огляделся, немного затравленно. Ну и местечко! Далеко в начале улочки ещё виднелись ярко освещённые витрины какого-то магазина на соседнем проезде и тот фонарь, из-под которого я начал свой путь. Слева же улочка упиралась в высокую серую бетонную стену, с торчащей арматурой и колючей проволокой наверху. Над нею тоже тускло светилась лампа фонаря, правда, его столб стоял уже по ту сторону стены. Вот уж действительно тупик, хотя странно, на карте вроде был сквозной проезд. Я включил «истинное зрение» и «общий рентген» и осторожно заглянул в подворотню. Удивительно, но в конце её сиял свет солнечного утра. Там был тихий московский дворик с пышными цветочными клумбами и зелёным палисадником, в котором буйно цвела сирень. Мне даже будто бы послышался смех детей, беззаботно играющих на ухоженной площадке в середине двора. Как зачарованный, я устремился к свету, пошёл прямо сквозь тёмный загаженный тоннель, и выйдя в светлый квадратный дворик среди красивых белых двухэтажных домиков, улыбнулся… и отключил ментальный взор. И всё снова стало серо и мрачно, сиреневый куст превратился в скелет голых веток, белые гипсовые клумбы и урны были повалены или разбиты, одна-единственная оставшаяся ржавая перекладина качелей напоминала виселицу. И вдруг свет померк совершенно, чудовищные крылья тьмы закрыли серое небо, и всё погрузилось во мрак. Я крутанулся на месте, сунул руку за пазуху, нащупывая рукоять пистолета, взялся уже за мысленный рычаг деволюмизации — но страшная тень пронеслась и исчезла. И снова полусвет-полутьма, ноябрьский вечер, Москва, центр.