Демонический мир - страница 5

стр.

Мощеные дороги каменными лентами ныряли в серо-бурую землю и выползали обратно, уходя вглубь города, который становился все более тесным и высоким, как будто нечто в его сердце питало его. Похожие на грибы вздутия из полированного камня были окружены окнами, где виднелись извивающиеся узлы конечностей, которые лишь с натяжкой можно было назвать человеческими. Нагромождения хибар жались к более крупным зданиям, как испуганные животные, расцветали и умирали, а их обитатели шатались туда и сюда, то стекаясь в заполненные благовониями катакомбы, то высыпая наружу на великие очищения, так что земля становилась темной от их теней. Культы удовольствий, словно стаи зверей, бродили там, где здания становились еще выше и шире, и искали новых ощущений на улицах, которые сужались и вовсе исчезали под давлением зданий, пульсирующих подобно гигантским каменным органам.

Дальше к центру земля проваливалась вниз, в огромные карьеры, вырубленные под городом, среди которых остались стоять лишь тонкие, как веретено, каменные столбы. Здания приковывали к ним цепями, чтобы не улетели, ибо это было место, насыщенное силой, что истекала из раненой земли внизу и сочилась от разнузданных чувственных ритуалов, которые во множестве творились на мостах и платформах наверху. Шаткие громады фабрик, похожих на перевернутые пирамиды, тряслись, изрыгая дым переработанных тел. По их стенам стекали потоки эликсира, перегнанного из целых толп жертв, и дождем обрушивались на вопящих культистов. Облаченные в шелк легионеры, чья броня металлически сверкала, будто панцири жуков, следили, чтобы главные перекрестки оставались свободны от толп искателей наслаждений, и поддерживали порядок на невероятно сложных церемониях при помощи шоковых дубинок, алебард и огнестрельного оружия.

Безумно скошенные наблюдательные башни тряслись, будто от хохота, и целили тонкими антеннами механических сенсоров в небеса, выискивая новые ощущения среди узоров, выписываемых многочисленными лунами Торвендиса. Над бездонными пропастями на веревках из человеческих волос висели храмы Слаанеша — шелковые павильоны, защищенные гигантскими вращающимися лезвиями из золота и серебра, с инкрустированными бриллиантами каркасами и двигателями, внутри которых сидели связанные демоны.

Мятущиеся облака благовоний окрашивали небо в фиолетово-черный цвет, среди них извивались кольчатые небесные черви и трепетали знамена в честь Бога Наслаждений. В широком кольце вокруг самого сердца города поднимались покрытые шипами баррикады, охраняемые космическими десантниками-предателями из ордена Насильников. Они были облачены в небесно-голубые доспехи, из сочленений которых капал фиолетово-серый ихор. За этими преградами высилась Крепость Харибдии.

Сам город не имел имени, и обычно его именовали просто «Город» или «Столица», или вообще не упоминали, ибо он был просто задворками Крепости Харибдии. Шахты под городом снабжали ее материалами, и сам город тоже был шахтой, где добывали рабов, куртизанок и субстанции, которые можно извлечь только из живых существ. Крепость была престолом власти Торвендиса — власти, подобную которой достигали немногие на протяжении всей долгой и запутанной истории планеты. Это был духовный, военный, политический и физический центр мира.

Крепость была выстроена из бледно-серых окаменелых останков, аккуратно извлеченных из скал Торвендиса и сложенных, будто головоломка, в массивные блоки с прямыми гранями. Отполированные ребра и сверкающие зубы поблескивали на ее поверхности. Углы укрепили переплетениями из костей пальцев. Целые косяки окаменевших морских чудовищ утрамбовали в плотные сваи — колонны, уходящие глубоко под землю. Крепость была в километр высотой, и каждый камень, пошедший на ее постройку, некогда был чем-то живым.

Комната на самой вершине Крепости Харибдии когда-то была глазом некоего невообразимого громадного существа, а теперь представляла собой остекленевший хрустальный купол, который блестел среди укреплений, будто алмаз в короне. Отсюда наблюдатель мог созерцать великолепную панораму города и видеть, как здания медленно колышутся, смещаются и меняются, как нечто живое. Так оно, во многом, и было.