Демоны да Винчи - страница 11

Тюремный сторож погладил малышку по золотистым волосам, а Леонардо протянул ей мелкую монетку, предложив «прекрасной синьорине» использовать сей скромный дар на покупку новых лент и кружев.

Лиа гордо кивнула, словно вправду была вельможной дамой, достойной щедрых подношений. Леонардо улыбнулся, расправил листок на столешнице, обмакнул перо в чернильницу, но вместо того чтобы начать письмо к отцу, снова взглянул на девочку. Он живо представил, как придаст хрупкие черты девчушки, прозрачную глубину ее глаз и трогательный абрис щек маленькому ангелу или даже самой Святой Деве, и снова окликнул сторожа, испросив разрешения нарисовать его племянницу – малышке от этого не будет никакого вреда.

– Что же, синьор – рисуйте, если больше нечем заняться, – согласно кивнул сторож. – Только побожитесь Кровью Иисуса Сладчайшего, что не сбежите, пока я буду менять солому в вашей камере.

Леонардо часто случалось делать зарисовки щекастых младенцев и вертлявых ребятишек постарше. Когда третья супруга наконец-то подарила достопочтенному нотариусу Пьеро законного сына, он извел целую тетрадь на портреты сводного братца.

Главная проблема с маленькими детьми – они не желают сидеть смирно! Приходится давать им яблоко, запустить рядом юлу или сунуть в руки котенка. Но сейчас ничего подобного у него не было, пришлось пожертвовать маленькой синьорине второй листок, сохранившийся огрызок угольного карандаша и объяснить, что они будут рисовать вместе. Девочка кивнула и склонилась над листком, стала старательно черкать углем, грациозно склонила голову к плечу, даже губы приоткрыла от усердия. Выражение ангельского личика менялось с игривого на серьезное, затем на испуганное. Казалось, еще немного и маленькая Лиа расплачется.

Обеспокоенный такой переменой, Леонардо привстал и склонился над столом, чтобы заглянуть в ее рисунок и опешил: нежные детские пальчики одного за другим выводили адских чудовищ. Крысы с зубами, похожими на плотницкие пилы, раскинувшие крылья летучие мыши с драконьими головами выдыхали облака дыма и ужаса, змеи свились в злобный клубок и выкидывали ядовитые жала далеко вперед, а гигантским паукам было тесно в границах листа бумаги. От первого взгляда на рисунок его пробрала дрожь – казалось, он разглядывает иллюстрации в адском бестиарии! Неужто демоны вселились в это чистое дитя и водили ее рукой?

Крупная, прозрачная слезинка упала с ресницы маленькой синьорины прямо на листок – нет, ее душа была такой же незамутненной и чистой, как эта капля.

Несчастное дитя еще слишком мало, чтобы сочинить нечто подобное, к тому же кричит во сне.

Возможно, рисунок лишь морок, темный пугающий морок. Когда божественный свет солнца перестает защищать нас, адова сила наслаждается безраздельной властью, пусть не в реальности, но в наших снах.

Леонардо опустился на корточки и спросил:

– Любезная синьорина, если эти жуткие твари пугают вас во сне, вы можете избавиться от них раз и навсегда! Просто порвите этот листок на мелкие кусочки и бросьте в огонь. Они обратятся в пепел и больше не посмеют тревожить сна такой прекрасной юной дамы.

Девочка кивнула, но как-то неуверенно, и склонила голову под гнетом тяжких мыслей. Нет, эти чудища не были навеяны ветром ночных кошмаров – она боялась их в самом деле. Он их видела!

Видела нечто, выходящее за пределы человеческого разумения.

– Лиа, скажи мне, ты действительно видела этих тварей?

Девочка кивнула и окончательно загрустила. Леонардо схватил со стола огниво, сложил листок с рисунками девочки, зажег щепку и растопил кончик сургуча:

– Смотри! – Сургуч послушно капнул на сложенный листок, запечатав его краешки. – Видишь, печать выходит крепкой, как камень. Если ты покажешь мне, где видела этих жутких существ, мы так же точно запечатаем вход туда. Они больше не смогут вырваться, не смогут напугать тебя. Давай попробуем, Лиа? Просто скажи мне, где ты их видела?

Девочка горестно вздохнула и указала пальчиком на пол.

– Здесь? Ты видела чудищ прямо в этой комнате? Они здесь бегали по полу? – Леонардо опасливо оглянулся: он не числил себя человеком робким, однако терпеть не мог пауков и гусениц.