День гнева - страница 10

Багровое пятно росло и становилось ярче. Страх подкатился к горлу, ноги заплетались. Конечно, он не повернет назад, но, может, лучше не спешить и подождать рассвета? Нет, что это с ним?! Как он смеет! И путник шел вперед — вначале медленно, потом быстрей, еще быстрей…

Пока дорога не уперлась в массивные каменные ворота, разбитые створки которых были распахнуты настежь. Багровый огнедышащий туман стелился за воротами. Ну что ж, примерно так он все себе и представлял. Путник немного постоял, собрался с духом и шагнул вперед.

Нестерпимый жар дохнул ему в лицо, стало нечем дышать, но путник шел в пылающем тумане. На нем горели волосы, дымился плащ, глаза слезились…

И вдруг туман рассеялся, остался позади. Путник стоял на пустынном песчаном холме. Вокруг, насколько было видно, темнели пятна чахлого кустарника, обломки скал. Земля едва светилась тусклым серым светом, а небо было чистое, но черное — без звезд и без луны. Так вот оно какое, царство мертвых! Смерть — это тишина и пустота. Должно быть, души умерших легко находят здесь дорогу, но как же быть ему? Путник неспешно поднял руку и осторожно взялся за железное кольцо…

Тотчас же откуда-то раздалось пение. Путник с опаской оглянулся… и увидел в стороне, на косогоре, какие-то развалины, на миг задумался и поспешил к ним, то и дело спотыкаясь в темноте.

Подойдя к развалинам, путник остановился и осмотрелся. Стены, сложенные из дикого камня и увитые плющом, местами поднимались до второго этажа и зияли провалами окон, а кое-где от них остался лишь фундамент. Наверное, когда-то здесь был замок… Нет, рва не видно, а вместо подъемных ворот — высокая узкая арка, из которой лился приглушенный серебристый свет.

Путник, подумав, вошел в арку — и оказался в тесном дворике. Во дворике было светло. Давно не стриженый кустарник едва ли не полностью скрывал развалины беседки, в разбитых окнах кое-где блестели осколки разноцветных стекол. Было тихо. Когда-то, в такую же теплую летнюю ночь он крался вдоль стены таким же двориком, а позади него оруженосец нес Дары…

И он опять услышал пение и звуки арфы, оглянулся — в каких-то нескольких шагах от него на большом и пушистом ковре возлежала полуобнаженная красавица и гребнем из слоновой кости расчесывала свои длинные распущенные волосы. Рядом с нею на серебряном блюде лежали спелые гроздья винограда, стояли две чаши с вином. Увидев путника, женщина едва заметно улыбнулась — и музыка, и пение умолкли. Путник с опаской отступил назад. Женщина еще раз улыбнулась и сказала:

— Садитесь, угощайтесь. Вот фрукты, вино.

— Спасибо, я не голоден, — стараясь не выказывать волнения, ответил путник.

— О, вы невежливы! — И женщина шутливо погрозила пальцем.

Путник был вынужден присесть на край ковра.

— Признаться, я вас не ждала, — сказала женщина. — Вы первый, кто пришел сюда по доброй воле. Жена, наверное, оплакивает вас.

— Моя супруга вот уже пять лет как умерла, — нахмурившись, ответил путник.

— Да-да, — кивнула головою женщина. — Теперь я вспоминаю. Она болела всего восемь дней, а на девятый, рано утром… Но если вы пришли ее искать, то ведь она не здесь, а там, — и женщина кивнула вверх, на небо.

Путник, мгновенно побледнев, спросил:

— К-кто вы?!

— Я? — удивилась женщина. — Одна из многих. А что это у вас? Железное кольцо! Позвольте…

— Нет! — путник испуганно отдернул руку.

— Вы суеверны, — улыбнулась женщина. — Надеетесь, что этот талисман поможет вам. Напрасно.

Путник вскочил, а женщина, любезно улыбаясь, продолжала:

— Поверьте, я желаю вам добра. Я знаю, что вас привело сюда, а потому и говорю: остановитесь!

— Нет! — зло ответил путник. — Никогда! Не для того я шел сюда…

Вдруг женщина вскочила. Теперь она уже не улыбалась; лицо ее, преобразившись, стало властным.

— Остановись! — повторила она. — И подумай о сыне. А думать сразу обо всех, живущих и умерших на земле, бессмысленно. Всех любить невозможно, зачем же тогда…

— Нет! — крикнул путник. — Нет! Ты лжешь! Пытаешься разжечь во мне сомнения, напрасно!

— Ты спрашивал, кто я такая, — тихо продолжала женщина. — Ну что ж, я назову себя. Я та… которая приходит позже всех. Я не спешу. У каждого свой срок. Никто не вправе сократить его, и потому я выведу тебя отсюда. Ты будешь жить, забудешь о кольце. Потом мы снова встретимся — я обещаю. А сейчас… Прошу тебя, одумайся! Неисполнимо то, что ты задумал совершить. Добро и зло должны быть в равновесии, ведь так устроен этот мир.