День гнева - страница 19
– Опыт, Витюша, опыт, – Смирнов обнял Кузьминского за плечи и повел в кабинет (Алик следовал за ними), на ходу рассказывая байку:
– Помню я, лет тридцать тому назад назначили нашего общего знакомого Александра Спиридонова агитатором-пропагандистом в женский танцевальный ансамбль "Березовая роща". Так тогда наиболее проницательные и дальновидные друзья его настойчиво требовали, чтобы он показал топор. А у Горского – студия. Следовательно не роща, не лес, а подлесок. Как раз по Курдюмовскому профилю.
В кабинете их ждал недовольный жизнью Казарян.
– Одного тебя ждем, ведь договорились ровно в шесть, – укорил он Кузьминского.
– Я Алусю на спектакль отвез и прямо сюда, – невинно объяснил свое опоздание Виктор.
– Какую еще Алусю? – продолжал задавать вопросы Казарян.
– Алусю из записной книжки Курдюмова, – невинно пояснил Кузьминский.
– С успехом тебя, наш юный друг, – поздравил Смирнов, усаживаясь на диван.
– С успехом ли? – усомнился Алик, проходя за стол.
– Рассказывай, – распорядился Казарян.
– А что рассказывать-то? – баловался Кузьминский.
– Выход какой-нибудь на него наметился?
– Вход бесплатный, выход – платный, – ни к месту вспомнил Виктор дурацкое присловие и приступил к изложению: – Ну, конечно же, он и не любовник ее вовсе, он – хороший знакомый, поклонник ее таланта и женских статей, но без надежды – ибо не в ее вкусе. А так как отказано, его желание близости с ней не только не затухает, но и растет с каждым днем…
– Ты ее трахнул? – огорченно перебил многоопытный Казарян.
– Трахнул.
– Это хуже, – констатировал Казарян.
– А что мне было делать? – злобно кинулся Кузьминский на Казаряна.
– Не трахать, – резонно заметил тот.
– Ромка, помолчи, – посоветовал Смирнов. – Пусть расскажет до конца, после чего мы все, посовещавшись, решим: правильно или не правильно действовал Кузьминский, спонтанно совокупившись с объектом наблюдения.
– Я серьезно, а тебе шуточки все, Санек. Продолжай, Виктор, разрешил Казарян.
– Курдюмов ей звонит регулярно, последний раз по междугороднему – два дня тому назад, то есть уже тогда, когда ушел под пол. В этот последний раз он намекал на возможность своего неожиданного появления на денек-другой, а так – он в длительной и сложной служебной командировке…
– Где? – быстро спросил нетерпеливый Алик.
– Так он ей и сказал. Просил только чтоб регулярно ночевала дома. Вот пока и все, что удалось из нее ненавязчиво выбить. Как действовать дальше, Иваныч?
– Ромка все-таки прав. Не надо бы тебе тащить ее в койку…
– Это не я ее тащил, а она меня, – не по-рыцарски оправдался Кузьминский.
– От обеспокоенного друга Курдюмова она могла что-то скрывать, ревнивому любовнику же про возможного соперника она будет врать. Ты устроил себе тяжелую жизнь, Витя: придется тебе каждый вечер, следовательно, и ночь, проводить у нее.
– Как она в постели, Витя? – болея за него, полюбопытствовал Казарян.
– Да иди ты! – не принял юмора Кузьминский. – Мне же работать надо, я по ночам работаю…
– Вот и будешь работать по ночам, – успокоил Казарян.
– Где у нее телефон: в комнате или на кухне? – спросил Смирнов.
– На кухне.
– А в комнате телефонная розетка имеется?
– Откуда я знаю?! – возмутился Кузьминский.
– Ты к ней как сыскарь пришел, все должен был замечать. А у телефона поводок длинный или короткий?
– Короткий, по-моему.
– Значит есть розетка в комнате. Такие девицы очень любят разговаривать по телефону с комфортом. На кухне не отвлекаясь от приема пищи, в комнате – лежа. Когда он позвонит, ты, если она возьмет трубку на кухне, воспитанно переместишься в комнату, если она будет говорить в комнате, то на кухню. И спокойненько подключишься. Мы тебя гонконгской трубкой обеспечим. Это очень важно, Витя, это определение местонахождения. Если он в ближнем Подмосковье, в городках, которые обозначены на карте, то в тех местах, как правило, автоматики нет, соединяют телефонистки, которые обычно называют пункт вызова. Ну, а если нет, то будешь делать выводы из разговора.
– И как долго мне комедию с любовью ломать?
– До упора, Витя. Пока он не позвонит.
Вляпался Витя Кузьминский, ох и вляпался! Он понуро сидел в кресле, опустив в безнадеге руки меж колен. Трое подчеркнуто сочувственно смотрели на него, делая вид, что вошли в его положение. Казарян очень серьезно возвестил: