День гнева - страница 4

Бордовую дверь с фирменным антикварным звонком "Прошу крутить" распахнул хозяин, собственной персоной, известный телевизионный обозреватель Спиридонов. Обозреватель гневно обозрел Смирнова и проревел:

– Ты где шляешься? Ни к обеду, ни к ужину, а у меня к тебе срочные дела, не терпящие никаких отлагательств.

– Не терпящие никаких отлагательств, – ернически повторил Смирнов, входя в прихожую. – Красиво говоришь, как государственный человек.

Спиридонов был на коне. С полгода тому назад он демонстративно ушел с центрального телевидения, и те знаменитые три августовских дня решительно пребывал в Белом доме, делая на свой страх и риск репортажный фильм о путче. После ликвидации путча фильм этот несколько раз гоняли по всем программам, чем Спиридонов тихо, но заметно гордился. Смирнов в связи с этим регулярно доставал его подначками.

– Не надоело? – обидевшись, как дитя, горько спросил Спиридонов.

– Нет еще пока, – признался Смирнов и прошел в холл. – Пожрать дадите? А то я тут в одном месте чаю надулся, в животе водичка переливается и посему-то бурчит, а выпить так хочется!

– Умойся и сиди жди, – донеслось из кухни звучное хозяйкино контральто, сопровождаемое легким звоном кастрюль и сковородок. Варвара готовила мужикам выпить и закусить.

Умылся и сел ждать. Прикрыл глаза и расслабился, чувствуя себя как в раю. То был его второй дом. Спиридоновский дом во всех его ипостасях. Пятьдесят с большим гаком лет тому назад подростком, влюбленным в сестру Спиридонова-младшего, вошел он в этот дом и стал вторым сыном Спиридонову-старшему. Иван Палыч, Иван Палыч, простая и сильная душа!

– Санька, к столу! – рявкнул над ухом Спиридонов-младший.

Ухнула вниз от страха диафрагма, а Смирнов в ужасе растопырил глаза. Закемарил все-таки невзначай, старость-не радость.

– Напугал, балда, – признался он. – Я ведь от страха и помереть могу.

– Ты помрешь! – убежденный в смирновском бессмертии Спиридонов-младший, а по-домашнему Алик, вручил ему упавшую во сне палку и пообещал: – Вставай, вставай, водочки дадим.

Великое счастье быть самим собой. В этом доме Смирнов мог быть самим собой и поэтому чувствовал себя умиротворенно, как в парной. Выпили, естественно, и закусили. Хорошо выпили и хорошо закусили: Варвара была довольна. И снова чай. Убрав посуду, Варвара поинтересовалась:

– Шептаться где будете?

– В кабинете, Варюша, – ответил Смирнов. – Чтобы пошептавшись, я без промедления в койку нырнул.

Кабинет во время смирновских наездов отводился ему под постой. Смирнов безвольно расселся в здоровенном старомодном кресле, а Алик, пошарив в книжном шкафу, извлек из Брокгауза и Ефрона тайную бутылку коньяка и две рюмки. Закусь предусмотрительно была похищена на кухне горсть конфет.

– А Варвара случаем сюда не войдет? – обеспокоенно спросил Смирнов. Скандалов по поводу неумеренного для их лет пьянства он не любил.

– Войдет, не войдет – какая разница? – бесстрашно возгласил Алик, но тут же успокоил и Смирнова, и себя: – Не войдет.

Аристократически смакуя хороший продукт, отхлебнули из рюмок по малости. Жевали, по-старчески подсасывая, конфетки. Языком содрав со вставной челюсти прилипшие остатки карамельки, Смирнов допил из рюмки, поставил ее на сукно письменного стола и нарочито серьезно уставился на Алика, довольно фальшиво изображая готовность услышать нечто о делах, не терпящих отлагательств.

– Я был у него сегодня, Саня, – торжественно сообщил Алик.

– Ну и что он тебе сказал?

– Ничего он мне не сказал. Он хочет увидеться с тобой для приватной беседы.

– Он, видите ли, хочет видеть меня! – ни с того, ни с сего разошелся вдруг Смирнов. – Хочу ли я его видеть, вот вопрос! Не пойду я к нему, тоже мне, новоявленный барин! Три дня здесь сижу, жду, когда со мной соизволят поговорить!

– Он теперь очень занятой человек, Саня, – как дурачку объяснил Алик. – Да и не к себе он тебя зовет, хочет встретиться где-нибудь на нейтральной территории.

– Пусть сюда приходит, – быстренько решил Смирнов.

– Я предлагал. Он отказался.

– Так! – Смирнов притих, радостно поднял брови, беззвучно ощерился в улыбке. Повторил: – Так. Что же из этого следует? А из этого следует вот что: он боится, что его кабинетик в Белом доме по старой памяти пишется каким-то ведомством. И еще следует: он опасается, что здесь ты его можешь записать. Наследить не хочет, совсем не хочет следить.