День лисицы. От руки брата его - страница 8

Здесь, в сущности, и завязывается первый узел той сложной интриги, которая определяет всю дальнейшую структуру романа.

«Больной» Брон, о котором врач Даллас скажет, что он редко встречал на своем пути таких хороших людей, встречается со своим братом — «здоровым» Ивеном. Убедив мать на одре смерти, что Брон пропал без вести, Ивен присвоил все ее состояние, практически обобрав брата до нитки и полностью его обездолив. Отвратительный ханжа, скупой и жадный собственник, Ивен «здоров» и всеми воспринимается как таковой. Поведение его по отношению к брату, которому он предлагает вступить с ним «в долю» и поселиться в его доме, — игра, за которой кроется желание скорей отделаться от нежелательного родственника. Его молодая жена Кэти не разделяет планов коварного фермера, Брон же в своем простодушии о них даже не подозревает.

Начиная со встречи двух братьев в Бринароне, встречи «больного» Брона и «здорового» Ивена, Льюис углубляется в исследование психологии двух братьев — исследование, в котором проявляет себя большим мастером реалистического рисунка. Чтобы понять глубину этого исследования, надо пристально всмотреться в те «ходы», которые происходят на шахматной доске изображаемых им взаимоотношений братьев.

Движение на этой доске начинается с 6-й главы и развивается затем в стремительном темпе.

Когда Брона начинают раздражать часы в доме брата, а затем кошка и он — добрый к людям и животным — топит кошку в пруду и разбивает часы, читающий понимает, что Брон вступил в темную сферу своей болезни. Сюда же относится и его посещение спальни Кэти — жены Ивена, — в котором Брон не может отдать себе отчета. Наконец, драка с Ивеном в кухне его дома и исчезновение Ивена, которое уже со следующего дня окружающие начинают рассматривать однозначно; Брона не сразу настигает новый приговор, но уже после исчезновения Ивена (или его трупа, как полагают полиция и судебная экспертиза) как будто все ясно: в бреду или в драке из-за Кэти, но Брон уничтожил «несчастного» фермера, брага, протянувшего ему руку помощи и взявшего его «в долю».

Последующие главы написаны в духе превосходного детектива: следствие затягивается, показания сторон противоречивы, но сам Брон под влиянием прибывшего на место трагедии Далласа признается в возможности совершения им убийства. Спасая несчастного человека от виселицы, Даллас помогает следствию закончить дело, приговорив Брона к пожизненному заключению в Нортфилдс — тюрьму для умалишенных. Выход из нее возможен лишь «с благоизволения Ее королевского величества», но практически маловероятен.

Действительно ли убил Брон своего брата или тот скрывается где-то, но в таком случае — с какой целью и где? Разговор Бейнона, юноши, работавшего на ферме Ивена, с Джонсом (в гл. 19) подсказывает возможность совсем иного поворота событий: Бейнон убежден в том, что Ивен не умер, а жив и где-то прячется, хотя по какой причине — неизвестно.

В процессе развития романа читающему становится ясно, что Норман Льюис, по существу, исследует психику не одного, а двух людей, поведение которых выходит за пределы нормы, притом становится ясно и другое, что «здоровый» Ивен, ряд лет прятавшийся от «больного» Брона, чтобы досадить последнему, прятался благодаря патологической ненависти к родному брату, которого считал виновным в ущемлении своей корыстной мечты. Парадоксально здесь то, что отбывает наказание невинный человек, обвиненный в убийстве того, кто на самом деле прячется от него, работая на чужой земле и под чужим именем, и наконец умирает от инфаркта в то время, как его брат в тюрьме для душевнобольных полностью выздоравливает и после известия о нахождении мнимоубитого возвращается к нормальной жизни.

Парадоксальность ситуации, завершающей роман, содержит глубокий смысл. Подлинный безумец в романе — Ивен, человек, способный даже лишить себя наиболее дорогого для него из ненависти к человеку, не причинившему ему никакого зла. Признанный безумным Брон, получив освобождение, оправданный, идет к светлой жизни, жизни, полностью им заслуженной.

Норман Льюис рассказывал мне о том огромном числе книг по психиатрии, которые он прочел, создавая свое замечательное произведение. Рассказывал он и о том, как консультировался с учеными-психиатрами и, когда окончил свой роман, получил их полное одобрение. Бесспорно, что «От руки брата его» — роман, написанный «вполне профессионально»: в нем трудно было найти хотя бы один штрих, который нарушил бы логику поведения изображенных людей. Это признали и специалисты. Но если Льюис и провел свое исследование психики двух главных действующих лиц, роман его меньше всего воспринимается как две сопоставленные «истории болезни». Это произведение по справедливости встало в один ряд с лучшими из книг Льюиса как исследование психологии разных характеров, при этом характеров, выросших на почве столь знакомого ему края.