День милосердия - страница 26
Он увидел Зину издали — она прохаживалась по аллейке, в дальнем конце рощи, в самом удобном месте, где можно было незаметно юркнуть в машину на повороте дороги. Морохов усмехнулся, оценив ее сообразительность. Впрочем, он уже не раз убеждался в ее сообразительности. Ну разве простушка или дурочка сумела бы так точно, в самый нужный момент показаться на глаза сверхзанятому директору, да еще в Москве, во время командировки! Не так-то просто уловить минуту сердечной расслабленности у современного руководителя. А она уловила, и очень даже просто, в два приема: сначала предложила помочь выполнить домашние заказы (а заказы как раз были: дочери — сумочку, сыну — плащ), потом пригласила за покупками к себе в номер. Он пришел поздно вечером, усталый, голодный и, как всегда, озабоченный. У нее же было уютно, тихо, покойно. К тому же случайно оказались вкусные вещи — копченая рыбка, ветчина, икорка. Нашелся и лимон, вроде бы к чаю, а уж к лимону появился и коньяк. Вот и вся сообразительность.
«Но зачем, зачем ей надо было это?» — думал он потом. Ведь у нее такой крепкий и видный мужик, механик шестого цеха, неглупый и вполне подходящий для нее человек… Морохов посмотрел на себя в зеркальце и усмехнулся: «Мордоворот».
Он остановился. Невысокая, чернявая, с миловидным круглым лицом, Зина торопливо перешла дорогу перед ним и, оглянувшись по сторонам, села рядом, на переднее сиденье. На ней была легкая кофточка с голубыми и зелеными полосами. Синяя юбка плотно обтягивала ее крутые бедра и чуть выпуклый живот. Крепкие ноги, руки, лицо, шея — вся она была загорелая, золотисто-коричневая, словно только что с юга. Он разогнал машину и только тогда протянул ей руку:
— Здравствуй!
Она шлепнула ладонью по его широченной ладони и звонко засмеялась, просто так, ни с того ни с сего. Он подмигнул ей:
— Живем?
— Точно! — в тон ему, бодро сказала она.
— Вьюном или колуном?
— Вьюном и колуном. — Она тягуче посмотрела на него, сдержанно улыбаясь, и опустила глаза. — Все ждала от вас сигнала…
Он чуть двинул бровью — это «вас» приятно задело его, ему вдруг стало легко и просто с ней. Он положил руку ей на плечо, она прижалась к ней щекой.
Через сорок километров Иван Сергеевич свернул с шоссе и поехал по узкой лесной дороге, усыпанной рыжей хвоей, сосновыми шишками, сухими ветками. На обочине, заросшей травой, то тут, то там поднимались навстречу машине кусты малины с бледно-розовыми мелкими ягодами, понизу мелькали красные капли костяники, на полянках стояли головастые мухоморы. Лес был пронизан солнечным светом. Серебряными мишенями блестели висящие паутины. Листья осин пошевеливались от качаний нагретого воздуха.
Потом они ехали по просеке, лавируя между пеньками, разгоняя стрекочущих кузнечиков, вспугивая сидевших в траве птиц, и наконец заехали в такую чащу, что казалось — вот-вот машина застрянет между деревьями и придется ее вытягивать трактором. Но Иван Сергеевич хорошо знал место — по каким-то ему одному ведомым приметам привел машину на просторную поляну, загнал в тень и, выключив мотор, устало отвалился на сиденье. Зина искоса поглядывала на него блестящими глазами — что-то он не торопился сегодня…
— Там кое-что есть, — кивнул он через плечо. — А я немного пройдусь.
Он вылез из машины, потянулся, вздохнул полной грудью и с чувством облегчения зашагал через поляну к зарослям черемухи, где шумела речушка.
Затон был естественный: гряда валунов пересекала речку, как плотина. Плавные прозрачно-зеленоватые струи падали с метровой высоты, но не разбивались в пену и брызги, а создавали сверкающий на солнце вал. Перед порогом на темной поверхности воды крутились воронки, в них засасывало листья, ветки, мелкую плавучую живность. Глубина там была изрядная. Вдоль берега стайками ходили мальки.
Он сел на белое, обглоданное ветром и временем бревно. Теперь дышалось ему совсем не так, как в машине, — тогда, возле телефонной будки, он здорово струхнул. Уж думал — все, каюк. Конечно, было бы обидно умереть вот так нелепо, посреди улицы, сидя в машине. А впрочем, сковырнуться на ходу — это не самый худший вариант, куда хуже валяться в больнице и ждать, когда тебя вконец замучают уколами и клизмами. «Пронесло!» Он вспомнил про Зину. Его ждет женщина, и это сейчас, вроде бы, самое важное. Важное, но не главное. Главное на сегодня другое: спросить ее кое о чем, узнать кое-что такое, что для него теперь важнее всего на свете… Так размышлял он, сидя на бревне, подбадривая себя, подхлестывая, накручивая и готовя к тому, чтобы встать и вернуться на поляну. Но время шло, а он все сидел сгорбившись и задумчиво глядя на струящуюся у его ног речку…