День открытых обложек - страница 41

стр.

Ласков бывал с детьми. Обходителен. Сам быстрый, бородка легкая, лик просветленный.

Сыновья вернулись с рыбалки, рук не ополоснули и за стол.

Отец сказал в оправдание:

– Они ж на хлеб ловили, не на червя...

Жена его пела в Загорске на клиросе. Там и познакомились.

Рада была гостям: «Хоть передохнешь чуток…»; садилась у телевизора, повторяла с умилением:

– Я, говорит, тучка, тучка, а вовсе не медведь…

Соседи на дьякона косились, малышня дразнилась: «Длинноволосый…», власти поджимали. Зимой жену увезли в больницу. Он запил. Изба не топлена. Иней по стенам. Учительница прибежала, поплакала над ребятишками, печь истопила.

А рядом река Колокша, которая впадает в Клязьму.

Клязьма – в Оку, Ока – в Волгу.

Стоит, наверно, упомянуть: в давние, очень уж давние годы на Колокше проходили побоища. Удельные правители воевали друг с другом, новгородцы шли на муромцев, владимирцы на рязанцев, но автор в их притязаниях разобраться не сумел, во вражде-намерениях: за что воюют и ради чего.

Мы бродили по окрестностям, омывали ноги в реке, пускали по течению кораблики, и вода уносила их. К вечеру возвращались в избу, выставляли на стол напитки повышенной крепости, дьякон спрашивал в подпитии:

– Молитву знаете?

– Не…

– Чего знаете?

– Таблицу умножения, и ту с трудом.

Еще спрашивал:

– Будет ли конец мира?

Сам отвечал:

– Было начало, будет и конец.

А Веня – мечтатель владимирский, с душою ломкой, надсаженной – сказал ночью, возле избы, глядя на звезды и облегчаясь после пива:

– У него хоть вера есть. А у нас?..

Веня умер с перепою, года не прошло.


Что к этому прибавить?

Из-под какой обложки?

Под вечер…

…на тропке…

…возле глухого оврага, который не одолеть…

…повстречался нам человек – не человек, призрак – не призрак, на лицо испитой, на тело тощий, на облик смутный.

Колыхался на ветерке. Смывался с краев. Чуточку, пожалуй, просвечивал. Щурился несмело, оправлял рассыпчатые волосы, а они ссыпались на стороны, не могли уложиться.

– В старину везде леса были, – выговорил, наконец, и замолк.

Мы притихли следом. Затаенно ожидали продолжения.

– Вот сказали по радио, что мы слышим свой голос не так, как другие. Может, и слова не те, смысл не тот?..

Так и присвистнули от восхищения.

На свист появился зыристый мужичок с портфелем, стал пояснять на ходу:

– Перед вами каженник, светлый пьяница. Не ленив, но задумчив. Утром пьет, днем спит, ночью по полям бродит, тьмы опасается.

– Днем же нет ее… – всполошились мы. – Пускай тогда и гуляет.

– Днем-то, – выговорил каженник, – ее больше.

Несмелые его воздыхания. Душевные неустройства. Руки обвисали по бокам за полной за их ненужностью. Жить ему не полагалось нисколечко, но он жил.

– Вот бы я вас спросил...

Помолчал старательно.

– Муха во щах – к счастью. А мясо во щах?..

– Вопрос риторический, – быстро сказал зыристый мужичок. – Можно не отвечать.

Он и уплыл из видимости.

А мужичок остался.

– Это что за место? – потребовал мой друг. – Сказать и немедленно!

– Место наше, – пояснил, – называется Затенье. Вы же видели. Вы всё видели: не утаил! Без вас нет и нас. Но без нас и вы полиняете. Спросим себя: стоит ли держаться за бессмертную душу? Нет, граждане, не стоит!

Слушаем. Не отвечаем.

– Имейте в виду, – заспешил. – У нас толкотня. Наплыв желающих. Не вы одни. – И ласково: – Может, столкуемся?

А друг мой нагло:

– Стоит корова, орать здорова. Отгадаешь – столкуемся.

– Эва, – сказал. – Делов-то. Корова-истеричка.

– Ошибаешься. Даю намек. Стоит корова, к стене приткнута. Орать здорова, коль пальцем ткнута.

– Корова-инвалид.

– Не столковались, – отрезал мой друг. – Отгадка – рояль.

И мы пошли дальше.

– Позовете, – вскричал. – Попросите. В пояс накланяетесь.

Слинял куда-то.


Нас отправляли в колхоз…

…убирать урожай. Ездили до этого на картошку и на горох, на тут заартачился, новоиспеченный молодожен: куда уеду от нее, единственной, да еще на месяц?

Вызвали на комсомольское бюро, и там я заявил:

– Никита Сергеевич Хрущев осудил неразумное использование специалистов, которых отрывают от работы. Я молодой инженер, и в колхоз не поеду. Не нужен вам – отпустите.

Сказали:

– Вы его неправильно поняли, Никиту Сергеевича.