День Расы - страница 6

Она печатала шаг, словно солдат.

Выпятив грудь вперед, выказывала этому миру презрение.

Я так считал. Потому что влюбился…

В ушах у блондинки сидели наушники. Я заметил, что у нее нет ничего, что обычно есть у женщин на улице, даже если просто гуляют. Ни сумочки, ни ридикюля, ни целлофанового пакета. Пока я строил гипотезы, в чем тут причина, блондинка зашагала по лестнице, ведущей в подземный переход. Солнечный свет сделал ее волосы почти совсем прозрачными. Неожиданно я понял, что расстояние между нами сократилось до опасных пяти метров, и мне пришлось сбавить темп. Не хватает только, чтобы незнакомка заподозрила в моем лице скверные намерения.

Я шел словно на поводке. Всевозможные догадки приходили мне на ум, о ее муже, о ее любовнике, о ее начальнике (и любовнике), о любовнице, о родителях и даже о сутенере. Мысли-то мыслями, но откуда мне было знать, кто на самом деле это божественное видение с туго обтянутыми ягодицами, клонированными с обложки глянцевого журнала. Будучи проституткой, блондинка добилась бы многого. Всю положенную в их среде иерархию она прошла бы без труда и стала бы, к примеру, женой крупного банковского воротилы-еврея или бандита.

Меня затопляла злость, именно затопляла, как пишут в старых книгах. Я воображал, что беру в одну руку меч, а в другую топор и превращаюсь в берсеркера. Передо мной тысячи врагов, и каждый из них боится меня, сошедшего с палубы боевого драккара.

Но мой начальник по-прежнему сидит за столом и повторяет…

Когда-то, будучи либерально настроенным, я сторонился насилия, мне оно казалось чем-то грязным, неприличным, таким же мерзким, как свинина для ортодоксального иудея. Но вспоминая о кривом рте начальника, из которого несло пивом, я воображаю кулак, разбивающий эти пухлые губы. Губешки, похожие на рыбок-мутантов. Они расплющиваются и брызжут соком, словно раздавленные клюковки.

Я заметил, что блондинка идет в подозрительно знакомом для меня направлении. Точнее — прямиком к моему дому, который был уже через дорогу. Мы стоим в ожидании зеленого света.

Руки заплясали, когда пришлось вытягивать из пачки сигарету.

Я поспорил сам с собой, правда ли Света идет туда, куда я думаю. Оказалось, что правда. Я выиграл. В нашем доме два подъезда, он пятиэтажный. Когда-то подобные им коробочки предназначались для советской рабочей интеллигенции. Сейчас в них живут опустившиеся потомки этой мифической прослойки. Рабочая интеллигенция в России если не вымерла полностью, то близка к этому. Для нее впору устраивать охраняемые заповедники, главными посетителями которых станут евреи- и полуевреи- и четвертьевреи — олигархи. Я снова выиграл спор с собой, в какой подъезд войдет блондинка.

Вошла в мой. Я сел на скамейку перед раскрошившимся крылечком и курил, пока сигарета не кончилась. Вероятно, Белая женщина приходила к подружке либо знакомому-любовнику — начальнику-любовнику. Хотя нет, у нас в доме не живут крупные шишки. Остаются подружка и просто знакомый-любовник.

Если все так, то это просто кошмар. Я не умею отбивать женщин у их кавалеров.

На работе у меня есть одна сварливая толстая брюнетка, не оставляющая попыток меня соблазнить. Не понимаю, как она не устает вращать глазами. Почему-то бедняжка думает, что это возымеет действие. Но если брюнетка не отвечает моему либидо, у нее нет шансов.

Мне пришлось задать себе самому вопрос: чего я хочу?

Ответа на него тогда не было.

Человек, которого позже мы звали Генералом, пришел ко мне тем же вечером. Его привлекли происходящие во мне перемены.

Он сел напротив меня, внимательно глядя через очки. Я спросил, в чем дело.

— Я слышал ваш разговор с Поляковым, — сказал Генерал. — Я не подслушивал — случайно получилось.

Пришлось кивнуть. Разумеется, все подслушивают абсолютно не нарочно. Этот человек работал вместе со мной, ничем особым не выделялся, за исключением нескольких случаев, когда я видел его на улицах в компании странных людей. На рабочем месте Генерал — типичный русский интеллигент, тихий, покладистый. Вещь в себе.

И странные хмурые люди, идущие вместе с ним. Что странного в них? Не знаю. Казалось, они все занимаются одним дело — не работают над чем-то вместе, а посвящают собственную жизнь какой-то цели. Больше никак я эту странность определить не могу.