День святого Жди-не-Жди - страница 43

Так я и жил. Последствия завоевания нашего Родимого Города чужеземной пропагандой и роскошью, случайные стечения обстоятельств подвели меня к тому, что оказалось настоящим открытием. Без них, что бы сталось с моей жизнью? Так что, по-вашему, мне остается делать здесь — в буро-зеленой магме сельской жизни — вдали от городских истоков этих потрясений, здесь — в трехмерной пресности биологического пространства — вдали от сфотографированных образов моих грез, здесь — в компактной жизненности хлевов и полей — вдали от городских отрывов; что, по-вашему, мне остается делать, как не блевать на все это?

Впрочем, еще более гнусным видится мне поведение некоторых горожан, заблудших в природность по соседству со мной; например, того, кто чуть ли не стал моим тестем, я имею в виду Лё Бестолкуя, который, наглотавшись городской пыли, приезжает сюда возбуждаться по поводу обильной жатвы и грузности виноградных гроздей. По его словам, ему нравятся воздух «больших» просторов, приятный запах растительности и чистота ее физиологии, простота нравов, красота козлобородника, величавость тыкв, петушиный крик по утрам, польза и использование навоза. Что касается меня, то я терплю и жду возвращения. «Ха-ха, — сказал мне этот Лё Куй, — тебе, наверное, здесь здорово не хватает кинематографа, ты ведь ходил туда каждый вечер». И стал намекать, что семейная жизнь избавила бы меня от расходов там и от скуки здесь. Как будто представлял, что я передумаю и возьму в жены его дочь. Как будто представлял, что, в общем-то, и его племянница оказалась совсем недурна. Я ему ответил, что унавоживаю их всех, его и его семью. Он не понял.

А эти поля, эти поля, я их унавоживаю тоже, или, точнее, я бы их унавозил, если бы не знал, что они удобряются экшкрементами. Поля, как и собаки, пожирают дерьмо, вот она, естественная природа! Фу! Природа! Фу! Фу! К счастью, человек существо неестественное. Какую вонючую жизнь пришлось бы нам вести, если бы мы были естественными! А эти поля призывают человека обратно в естественное естество, они его цепляют, хватают, наклоняют, тыкают рожей в зловонную жижу, откуда прет капуста. Фи!

Такая жизнь не для меня. Какое счастье, что придумали покрывать улицы булыжниками и асфальтом, что довели борьбу за противоестественную чистоту до того, что преследуют сорняки, пытающиеся пролезть между кафельных плит! А еще то, что специально для нечестивцев выдумали пригороды, дабы в центре города разум смог бы наконец освободиться от биологических привязанностей.

Эти поля, луга, леса, скоро я их уже не увижу, а пока даже не знаю, что именно угнетает меня больше всего. Ибо если первые несут на себе человеческий отпечаток и таким образом выходят за пределы своей животности, то последние источают запах крови, что предпочтительнее запаха услужливого пота. Впрочем, какое мне дело? У меня нет никакого желания выбирать между различными неприязнями. Моя апстрагированная жизнь с трудом приспосабливается как к лесным, так и к агрономическим реалиям. Я не нахожу себя здесь, меж двух внеурбанистических рубежей. Мне нужна красота, но не плотская красота, притирающаяся к животному, а красота статуи[108]; красота не какая-то вообще, а специфическая в частности.

Облегающее пришло на смену драпировочному. Отныне красоту женщины сублимируют не складки просторных тканей, а форма, подчеркнутая и предельно приближенная к совершенству, а если надо, то и скорректированная по принципу интеллектуальных установок: бюстгальтер, пояс, шелковые чулки явно демонстрируют и очаровательно выражают эту очевидную тенденцию. И вот уже обнаженность поднимается до достойного уровня раздетости. Благодаря этим качествам стройность, сила и гибкость подчиняются строгой чистоте линий. Здесь искусство классически экономит свои средства: оно достойно подает себя в искусственном и сводит к нулю вульгарное. Оно прославляет красоту женского тела, отбрасывая всякие там рококо. Таким образом, женщина, как образ и ирреальная модель реальности, приводит к живой концепции так называемой апстракции.

Как мне представляется, Алиса Фэй облачает свое тело согласно этим строгим правилам, а свой последний наряд даже ограничивает только тем, что удерживает чулки и поддерживает груди. Какие фильмы с ее участием будут предложены моей ненасытности этой зимой? Какие новые черты ее образа зафикусируются в моей душе, дабы жить в ней жизнью призрачных явлений? Скандальная лавочка опять вывесит картинки с фотомоделями. И, подобно звездам или моделям, во мне заискрится роскошный свет реальности, разоблаченной от своих второстепенных аспектов, возвращающейся к своему происхождению и на этом пути пронизывающей меня своими лучами до тех пор, пока я сам не сконцентрируюсь в предельном блеске.