День всех святых - страница 7
Парень уронил голову в ладонь Блюстителя, затих. Засопел ровно, перекрывая тишину только короткими очередями ступенчатых всхлипов. Так-то лучше!
Блюститель вынес его из приемной капсулы, уложил в кресло. Осторожно вытянул кисть из-под щеки малолетки. Тот несколько раз чмокнул. И щека гладкая. Совсем еще ребенок. «И наполнит Свет Слепящий душами малыми и чистыми…» Но когда эти малые души сбиваются в стаи, то вытворяют не очень чистые дела. Надо выяснить, что делается в голове у этого малого, пока он не очухался. Блюститель стал настраивать Фильтр.
— Вот, значит, как… Так, значит… Вот как, значит… — он выжимал скорость из мобиля, гоняя по маршруту через все Секторы. Спешить было некуда. И незачем. Уже некуда, уже незачем. Но он все выжимал и выжимал из мобиля. Скорость успокаивала, охлаждала. — Вот, значит, как…
Завтра дежурство будет спокойным. Завтра в День Всех Святых ему уже не нужно будет выжидать зуммеров Контроля. Не нужно спасать ревнителей от детишек. И детишек от ревнителей. Правда, завтра снова могут нагрянуть дикие кошки из неумеренных. Но теперь-то он к ним подготовится. Забронирует себе Бункер на сутки, на двое. А ведьмы пусть визжат и требуют вернуть… Они утомятся и отправятся в свои дома. Туда, где их ждут, не дождутся чада, которые еще слишком малы, чтобы уйти под Город. «И враги человеку домашние его…»
Последний из малюток отлеживался в кресле мобиля после Фильтра. Последний. В Городе не осталось ни одного… Еще днем, когда они отсиживались под Городом, их было две дюжины, последняя стая. Еще десять минут назад их было всего двое («Клара! Клара!»)…
Ревнители не совались под Город — зачем рисковать? Но ревнители взяли под наблюдение каждый люк и ждали. Они рассеяли последнюю стаю по всем Секторам и вылавливали. Так показал Фильтр. Еще Фильтр показал, почему детишки не утихомиривались, почему они ночь от ночи становились все ожесточенней и агрессивней. Они слышали и видели Пророка в визионе, они слышали Истину. Они ее приняли всерьез с чисто детским простодушием. Они видели, что их остается все меньше — души малые и чистые, угодные Свету Слепящему. Они не хотели Света Слепящего посредством оборонного линзера ревнителей. И они решили превратить свои души в смрадные и недостойные. Недостойные Света, потому недостойные внимания ревнителей — и крушили, сжигали, потрошили, растаскивали, избивали. И думали: теперь-то их оставят в покое. И вызывали только новую волну ненависти. Они сами закрасили себя в угол, да. Но краска была у Пророка с его Истиной. И они уже не помышляли о древней забаве в канун Дня Всех Святых — последние две дюжины.
Они забились под Город, чтобы переждать. Но запасов у них не было. И надо было есть. Пить. Согреваться. А ревнители выжидали у люков. Ревнители, которым вся эта дребедень про души малые и чистые служила хорошим прикрытием. Ревнители и… Пророк, который заткнется лишь после того, как Город полностью очистится от малолеток обоего пола. А пока он вещает… Так показал Фильтр.
Блюститель включил визион мобиля. Пророк внушительно вещал:
— Сердца без греха полнят Свет Слепящий, и множится их число. И единая чистая и малая душа не нашла успокоения, блуждая во мраке бренности. Да изыщется она! И очистится тот, кто предаст ее Свету Слепящему. И сам тогда его обретет…
— Сидеть!!! — рявкнул Блюститель. Он поймал рывок последнего из малолеток и дал крен, чтобы отсечь от дверцы. Тот замер, цапая руками воздух, не удержался и упал на спину громко и, наверное, больно. Все-таки лучше, чем размазаться по маршруту, выпрыгнув на полном ходу мобиля.
— Пожалуйста… пожалуйста… — снова заладил. — Не надо, пожалуйста… Предавать… Свету… Не надо…
Блюститель хмыкнул. Обрести этот чертов Свет Слепящий, прикончив малютку последнюю чистую душу, блуждающую во мраке бренности…
Ни сам Пророк, ни его ревнители не верят в Истину, в Голос. Плевали они на какой-то там Свет! Или на какую-то там Тьму Внешнюю. Для них главное, чтобы никто из отродья не остался в Городе. Чтобы никто не подкладывал «калечек», «плазмиков» и прочих игрушек. Чтобы никто не вопил больше: «Открой или откроем!». Ни в канун Дня Всех Святых, ни в любой другой день.