Денежная история - страница 20

А вон там, между прочим, вот там, на востоке, за моей спиной, за просторным океаном привольно раскинулась Америка… А вон там, далеко на западе, куда смотрю, находится, говорят, Европа с ее Парижами и Гамбургами… А налево, на юге, Япония, где очень любят маленьких детей… И, может быть, там — на востоке, западе или юге — как раз и могут забрезжить для меня солнечные просветы? Моя попытка забыться в лесной тиши явно не удалась. Только душу растравил, погрузился в новую темень. И уже вскоре я спускаюсь вниз — точь-в-точь как эмигрант, покинувший свою страну и не прижившийся в другой, — возвращаюсь, словом.

В понедельник подсчитываю свои наличные деньги. Они скреплены резинкой, как у порядочного бухгалтера или как у старичка-пенсионера.

Часов в одиннадцать я звоню по служебному телефону Яхнина. Секретарша — «сучка такая», как именует ее генеральный директор, — отвечает каким-то постельным голосом, что Игорь Иванович еще не появлялся, но вскоре должен, видимо, прибыть. Что ему передать? Кто звонит?

— Моя фамилия Кумиров.

— Ка-ак?

— Кумиров, — повторяю я, и эта девица пробужденно смеется.

— Неужели бывают такие фамилии?

Надо бы тоже засмеяться, вступить в игровую беседу, но нет сил. И я лишь говорю: — У меня назначена встреча с Игорем Ивановичем. Я перезвоню.

— Хорошо. Пожалуйста.

Кладу трубку. Вошедшая в этот момент, как всегда блистательная, Радунская прямо с порога восклицает:

— Батюшки! Кумиров! Что с тобой?

— Что со мной?

— У тебя лицо такое… мрак. Заболел, что ли?

— Да, простыл… температурю, — хриплю я.

— А зачем вышел на работу?

— Потому что добросовестный.

— Дурачок, тебе в постель надо.

— С тобой, что ли?

— Кому ты такой нужен!

— Ну и не приставай. Сам знаю, что делать.

— Пожалуйста! Мне-то что! Умирай на рабочем месте. — Радунская, напевая, — она в отличном настроении, — достает зеркальце, губную помаду и принимается за обычные художества: расчесывает волосы, подкрашивается, становясь еще соблазнительней.

— Слушай, Андрей, а я была вчера в театре на закрытии сезона.

— Бедный театр.

— Главреж… представляешь, этот новенький, из Москвы… затащил меня на банкет. Я, дура, согласилась, а теперь не знаю, как быть. Писать, что они провалили сезон, как-то неудобно… Последняя премьера вообще лажа. Что делать, а?

Я плохо ее слышал.

— Придется, видимо, писать что-то нейтральное. Черт с ними! Жалко их. На спектакле было человек пятьдесят, и тех, видимо, силком загнали. Они вообще-то за счет коммерции живут. В фойе наставили игровых автоматов, киоски с барахлом… Никаких летних гастролей, представляешь! Ну, полная деградация. — Она бросила зеркальце и губную помаду в сумочку. Вдруг осененно воскликнула: — Да, Андрей! А я знаю, где ты был в субботу.

— Где я был в субботу?

— На барахолке, на «Семеновке»! И я знаю, что ты там делал.

— Что я там делал?

— Продавал пишущую машинку, вот! Тебя видела знаешь кто?.. ну, неважно! Продал? Бедный Кумирчик, до чего дошел! Торгуешь на барахолке!

— А ты уже оповестила всю редакцию?

— За кого ты меня принимаешь! — возмущенно выкрикивает она.

— Ладно, Вика, ладно… не сердись, — тяжело извиняюсь. И чтобы прервать разговор, принимаюсь стучать на машинке. Получается: ЯХНИНЯХНИНЯХНИНЯХНИНЯХНИН… две строчки бредового повтора. Тут же вынимаю лист из каретки, рву на мелкие клочки и выбрасываю в урну. Закуриваю — какую по счету?

— Дай огонька, — просит Радунская, подходя со своей сигаретой. — Господи! — поражается она. — Как у тебя руки дрожат! Пил вчера?

— Да.

Руки действительно дрожат. И скулы свело, как судорогой. И желудок воет. И глаза жжет, точно их присыпали табаком. Ночь была бессонная, а китайский спирт — не лучший напиток. Сегодня вряд ли придется спать.

— Шел бы ты домой, Андрей, — жалеет меня Радунская. Вдруг я хватаю ее за руку, притягиваю к себе.

— Ого! — удивляется Радунская. — Как понять?

— Пошли ко мне сегодня. Посмотришь, как живу, — вырывается у меня.

— Наконец-то. Соизволил пригласить.

— Пойдешь?

— Не сейчас же!

— Нет, после работы.

— И в каком качестве ты меня приглашаешь? Как медсестру?

— Как верного товарища, — изображаю я улыбку.