Деньги - страница 5
— Тильда, — хрипло сказал Иржи, гневно глядя на нее, — ты лжешь!
У Тильды вздрагивали руки и щеки, но она пока не сдавалась.
— Увидишь сам, — запинаясь, возразила она. — Ты такой добряк. Я бы не сказала этого, если бы... если бы не жалела тебя. Ружена никогда тебя не любила. Она говорит, что ты...
— Уходи отсюда! — крикнул Иржи вне себя от гнева. — Ради бога, оставь меня в покое!
Тильда медленно поднялась.
— Снял бы ты себе квартиру получше, Иржи, — невозмутимо продолжила она. — Погляди, как здесь грязно. Не оставить ли тебе корзиночку груш?
— Ничего мне не надо.
— Мне пора... У тебя тут такая темень... Ах, боже, Иржик... Ну, до свиданья!
Кровь стучала в висках у Иржи, в горле стоял комок. Он попытался работать, но, едва усевшись за стол, сломал от злости перо, вскочил и побежал к Ружене. Запыхавшись, он поднялся по лестнице и позвонил.
Открыла квартирная хозяйка. Жиличка, мол, ушла с утра. Передать ей что-нибудь?
— Ничего, — пробурчал Иржи и потащился домой, словно под тяжестью непосильного бремени. Дома он снова сел за стол, подпер голову руками и стал вчитываться в документы. Прошел час, но Иржи не перевернул ни одной страницы. Настали сумерки, в комнате стемнело, а он все еще не зажег света. В передней бодро и весело звякнул звонок, зашуршало платье, и в комнату вбежала Ружена.
— Спишь, Иржи? — ласково засмеялась она. — Как здесь темно! Да где же ты?
— Гм... я работал, — отчужденно сказал Иржи.
В комнате повеяло морозной свежестью и легким ароматом дорогих духов.
— Слушай... — весело начала Ружена.
— Я хотел зайти к тебе, — прервал он, — но подумал, что тебя, наверное, нет дома...
— Где же мне еще быть? — искренне удивилась она. — Ах, здесь так хорошо, Иржи! Я так люблю бывать у тебя!
Она вся дышала радостью, молодостью и счастьем.
— Поди посиди со мной, — попросила она и, когда брат уселся рядом с ней на кушетке, обняла его и повторила. — Я очень люблю бывать у тебя, Иржик!
Он прижался щекой к холодному меху ее шубки, чуть влажному от осеннего тумана, и пока сестра легонько баюкала его, думал: «Не все ли равно, где она была? Зато она сразу же пришла ко мне». И сердце у него замирало и сжималось от странной смеси чувств — острой скорби и сладостного томления.
— Что с тобой. Иржик? — испуганно спросила она.
— Ничего, — сказал он, убаюканный. — Заходила Тильда.
— Тильда! — ужаснулась Ружена и, помолчав, сказала: — Пусти!.. А что она говорила?
— Ничего.
— А обо мне говорила? Плохое что-нибудь?
— Так, кое-что...
Ружена разразилась злыми слезами.
— Подлая женщина! От нее хорошего не жди! Виновата я разве, что им плохо живется? Она наверняка разнюхала, что ты мне помог. Вот и притащилась! Живи они лучше, Тильда и не вспомнила бы о тебе! Как это низко! Все только для себя... и для своих противных детей...
— Хватит об этом! — попросил Иржи.
Но Ружена не унималась.
— Ей хочется испортить мне жизнь! — плакалась она. — Только-только все стало налаживаться... а эта Тильда тут как тут, поносит меня и хочет все отнять... Скажи, ты веришь тому, что она наболтала?
— Нет.
— Ведь я решительно ничего не хочу, кроме свободы. Разве у меня нет права хоть на капельку счастья? Мне так мало нужно, я тут так счастлива, и вот является она и...
— Не бойся, — сказал он, вставая, чтобы зажечь лампу.
Ружена тотчас перестала плакать. Брат пристально глядел на нее, словно видел впервые. Потупленный взгляд, вздрагивающие губы... Но как она молода и прелестна! Новое платье, шелковые чулки, перчатки туго обтягивают руки... Маленькие нервные пальцы перебирают бахрому рваного чехла на кушетке.
— Извини, — сказал Иржи со вздохом, — мне надо работать.
Ружена послушно встала.
— Ах, Иржи... — начала она и замолкла, не зная, что сказать. Прижав руки к груди, она стояла, как олицетворение испуга; губы у нее побелели, в бегающем взгляде было страдание.
— Не беспокойся, — лаконично сказал Иржи и взялся за перо.
На следующий день он до темноты сидел над бумагами. Он заставлял себя работать быстрее, но с каждой минутой в сознании нарастала мучительная тревога, рабочее настроение падало.