Деньги за путину - страница 10

— С твоей веревкой днище отошло.

— Эту, — Нноко ткнул пальцем в веревку, — дергай! Потом, — он хлопнул ладонью по днищу, — опять, тук-тук, забивай.

С трудом выдернулась капроновая веревка — действительно, — щель с одного бока увеличилась сантиметра на полтора. Хорошо, еще никто не видел. Савелий побежал в гараж выпрашивать кувалду.

Пожилой бульдозерист очень серьезно спросил:

— Чего вы там второй день мучаетесь? Вчера рубили, сегодня заколачиваете… На дрова, что ли, велено разобрать? Так бы и сказали — я в один миг ваше корыто превращу в груду щепок.

Днище встало на свое место. Они снова принялись толкать шпаклевочную вату в щель. Нноко порылся в щепках, что-то обтесал топором.

— На, — сказал он Савелию и протянул чурбачок, затесанный с одного конца лопаткой.

— Забивка! — вслух сообразил Гена. — А мы с отверткой мучаемся. Молодец, батя! — Он приставил лопатку и стукнул молотком — вата ровно и плотно вошла в щель. — Век живи, век учись…

Вторую забивку старик смастерил для Савелия. Дело пошло быстро. Теперь надо было искать для окантовки днища два бруса. Возле коптильни нашлись две сосновые доски шириною с ладонь. Долго мучались, как их согнуть вдоль борта. Опять помог Нноко. Оказывается, надо с внутренней стороны доски сделать надпилы.

Когда был забит последний гвоздь, стешены вровень с днищем все края, у обоих враз возникло радостное ощущение сделанного. Они отступили на шаг, довольно посмотрели на свое творение. На красном Генином лице выступили капельки пота. Очки Савелия сползли на кончик носа.

— А?

— Ну так! Теперь достать паяльные лампы. Поработаем вечером.

— Я могу в пожарке взять, — сказал Савелий.

— А я у соседа. Да, а ты где ужинаешь?

— В столовке, где же.

— Пошли ко мне. У нас сегодня картошка в мундирах, сало и свежий лук.

Савелий сглотнул слюну, но вежливо отказался.

Антонишин крутнул шеей:

— Идем, говорю. Третий раз не повторяю.

— Идем, идем, — поспешно согласился Савелий.

Их встретила русоволосая худенькая женщина. На ней был старенький фартук. Она улыбнулась мужу, и тепло ее улыбки передалось Савелию. Он, не знавший с младенчества материнской ласки, был очень чуток к радушию, и враз ему стало хорошо. Сердце его немедленно откликнулось благодарностью. Для себя Савелий тут же записал их в друзья.

С паяльными лампами они вернулись на берег поздновато. Солнце палило с прежней силой, и если бы не часы, никто никогда бы не догадался, что уже вечер.

— Сначала снимем старый слой, а уж тогда начнем жарить.

Лампы загудели ровно и мощно, как спаренные реактивные моторы. Оттого, что кунгас долго пролежал на днище, в смолу впечатался слой песчинок и маленьких камешков. Под огненной струей они раскалялись до малинового цвета и казались зернышками неведомого драгоценного минерала. В иных местах доски настолько пропитались сыростью, что надо было много раз водить лампой, пока не испарялась, брызгая и шипя, вся влага. Первым вскрикнул и выронил лампу Савелий. Она покатилась к куче щепок. Гена одним махом настиг ее, откинул в сторону и затоптал начавшееся пламя.

— Чего ты?

— Да смола проклятая. — Савелий показал на тыльной стороне левой руки черное пятно величиною с копеечную монету.

— Поосторожней! — сердито пробурчал Гена и почему-то представил древних славян с бадьями горящей смолы на крепостных стенах. — Попробуй сковырнуть, говорят, в смоле есть канцерогенные вещества. Как бы рак не схватить…

Савелий притронулся к пятну и сморщился.

— Эх ты, опоздал. Надо сразу отколупывать. Смотри, — он протянул руку и показал на красные точечки. — Мне как попадет, я сразу — чик! Правда, отдирается, проклятая, вместе с кожей.

Прежде чем начать смолить, они подошли к ребятам со второго кунгаса. Кудлатый парень, похожий на цыгана, помешивал кипящую смолу в бочке.

— Смолите?

— Нет, танцуем, — отозвался кудлатый.

— А где смолу берете?

— А вот в бочке. Берите, всем хватит. Только гудрон это — не смола. Обращаться как, знаете?

— А чего тут знать? — обиделся за «танцы» Гена. — Разведем такой же костер и — поливай!

— Ну-ну! — усмехнулся кудлатый. — Поливай.

Нехорошо так усмехнулся, не по-доброму. А может, показалось?