Der Halpbblutling - страница 34
— Зайдешь к Швенку, вторая комната вон в том корпусе, — сказал он. — Получишь белье, разместишься вон в том домике, а потом пойдешь докладываться начальству. Сейчас все равно никого нет, к половине десятого подтянутся.
Ун-Леббель прошел по аллее, окруженной корявыми балтийскими соснами, вошел в указанный корпус и постучался во вторую комнату.
Капрал Швенк был немногим моложе дежурного. К тому же носил круглые сильно увеличивающие очки, отчего глаза его казались не соответствующими маленькому сморщенному личику с низким лбом и редкой седоватой щетиной над ним. Картину довершали большие уши и выступающий на худой шее кадык. На арийца он был мало похож, скорее карикатура на еврейского плутократа с Уолл-стрит, какими их обычно рисовали в «Фолькише беобахтер».
— Еще один, — сказал Швенк, прочитав предписание и выбрасывая на стол целлофановый пакет с простынями и полотенцем. Сверху он положил небольшую коробку. — Твоя комната четвертая, в остальных уже живут. Ключа не надо, там не заперто. В половине десятого зайдешь в штаб и доложишь о своем прибытии. «Швабесс-отель» находится в белом здании в центре поселка. Завтрак в семь тридцать, обед в час, ужин в семь часов. Старайся не задерживаться, здесь этого не любят. Развлечений у нас мало. Ничего не поделаешь — остров. — Швенк подумал и добавил: — Старайся поменьше удивляться, солдат, здесь будет много непривычного для тебя.
— А для вас? — поинтересовался ун-Леббель.
Капрал пожал узенькими плечами, заставил Ганса расписаться в ведомости.
— Я уже привык, — сказал он.
На крыльце коттеджа сидело двое крепких русоволосых парней в тренировочных костюмах. Они с интересом оглядели ун-Леббеля.
— Генрих, — представился один.
— Гейнц, — крепко пожал протянутую руку другой.
— Ганс, — представился ун-Леббель.
— Обживайся, камрад, — сказал Генрих. — Познакомиться ближе мы еще успеем.
В комнате, отведенной для ун-Леббеля, стояла деревянная кровать, платяной шкаф, стол и два стула. На столе чернел эбонитовой панелью новенький «Блаупункт». Ун-Леббель включил приемник, нашел танцевальную мелодию, застелил постель. Среди вещей, выданных ему капралом, оказался тренировочный костюм, в коробке были японские кеды. Ганс повесил форму в шкаф, переоделся в спортивный костюм и, бросив на плечо полотенце, вышел на крыльцо.
— Душ здесь есть? — спросил он.
— Что душ, — восторженно сказал Гейнц. — Здесь к твоим услугам целое море.
Сосны и камень. И тени деревьев, среди которых вились асфальтовые дороги и усыпанные гравием тропинки.
Аллея вывела Ганса в центр поселка. Штаб он определил сразу — по наличию у здания легковых служебных автомобилей. Генерал Дорнбергер, которому он представился, с любопытством и удовольствием оглядел ун-Леббеля.
— Прекрасно, — сказал он. — Как устроился?
— Хорошо, мой генерал, — лаконично сказал ун-Леббель.
— С товарищами уже познакомился? — генерал вышел из-за стола, обошел Ганса, откровенно разглядывая его со всех сторон.
— Так точно, — свел каблуки ун-Леббель.
— Прекрасно, прекрасно, — генерал вернулся за стол. — И ты, наверное, недоумеваешь, зачем здесь собрали здоровых крепких ребят. Верно?
— Мы все ждем указаний, — уклонился от прямого ответа Ганс.
— Что ж, — генерал взял предписание и, далеко отведя его, как это обычно делают дальнозоркие люди, ознакомился с записями. — Сегодня вечером вам все объяснят. А пока… — он одобрительно покивал Гансу. — Пока знакомься со своими новыми товарищами и новым местом службы. Обещаю одно, солдат, легко тебе здесь не будет.
Он почесал нос и совсем по-граждански сказал:
— Зайди в пятый кабинет, тебе выпишут пропуск. У нас на острове пропускной режим, без пропуска тебя постоянно будут таскать в комендатуру.
Выйдя из штаба, ун-Леббель огляделся.
Среди сосен просвечивали контуры зданий, в полукилометре от него угадывались огромные железные конструкции поставленных на «попа» мостов, левее их белели непонятного назначения, но явно производственные здания.
Он прошелся среди сосен. Было прохладно. Пахло хвоей и морем.
Дорога вывела его к колючему периметру, за которым на железных постаментах стояли длинные остроносые цилиндры, устремленные в небо. Их было несколько десятков, без сомнения все эти цилиндры представляли собой грозное, пока еще неведомое ун-Леббелю оружие, возможно, то самое Оружие Победы, о котором не раз говорил фюрер.