Деревенская околица. Рассказы о деревне - страница 7

стр.

— Да вы, мужики, садитесь, давайте закурим и поговорим.

Я, как старший по возрасту и встрял.

— Товарищ командир, поговорить-то оно можно, только мы не курим. И не пьём. Нам нельзя, вера не дозволяет.

Он на меня весело посмотрел и засмеялся, потом говорит:

— Вот это и хорошо. И что ещё не кроете по матушке, тоже хорошо. А вот только скажите мне, люди божьи, почему вы нашу армейскую доблесть нарушаете, не хотите служить как все? Нет, я знаю, что вы скажите, у вас в Евангелии и Библии записано: «Не убий!» Только тогда и вы мне объясните, как тут быть? Вот Германия уже север Африки оккупировала, пол-Европы завоевала, у наших границ топчется, того и гляди, что беда случится. Как же в этой ситуации нам всем быть, подскажите мне.

Мы молчим, а что тут скажешь, если он вон куда клонит, тут уже особым отделом пахнет. А он продолжает:

— Хорошо. Давайте тогда мы все от оружия откажемся, а кто же нашу Русь-матушку защищать будет? Вспомните, от монголо-татаров вся Русь оборонялась, всем миром встали, даже монастыри поднялись. А монах Пересвет на Куликовом поле первый вступил в схватку с Челубеем. В честь героев Куликовской битвы даже есть церковь Рождества Богородицы Симонова монастыря. И Владимирская церковь, в честь избавления от татарского ига. И в честь других наших славных побед ставили церкви, не мне вам про это говорить. Как же нам с вами быть — присоветуйте мне.

Все молчат, а я опять встреваю, меня как нечистый попутал.

— Не все же от оружия отказываются, вон какая у нас силища. Но понимаем мы и другое — армию содержать надо. Неужели ей не нужны помощники из нас? Я вот, к примеру, могу варить, печь хлеб, опять же мастер по кузнечному делу, могу на заказ сапоги сшить. Ну, не могу я брать в руки винтовку, зато дайте мне в руки топор и я с сапёрами буду мосты на переправах рубить.

Поговорили так по душам, он встаёт и идёт к выходу, а у самых дверей вдруг оборачивается и говорит:

— Ну-ка ты, человек божий, самый бойкий на язык, шагай-ка за мной, — и показывает на меня.

Я, конечно, переживаю, иду и себя ругаю за длинный язык. Ну всё, думаю, первым и загремлю на лесоповал. Не надо было выступать. Но всё одно готов страдать за веру нашу.

Идём. А тогда военных городков как сейчас ещё не было, офицеры жили на частных квартирах. Приходим в один дом, подполковник зовёт своего ординарца и говорит ему:

— Ну-ка, Москаленко, тащи сюда хром и кожу.

Гляжу, хохол Москаленко прёт какую-то котомку, достаёт оттуда отличной выделки хромовую кожу и ещё бычачью, кожаную заготовку на подошвы. Командир говорит мне:

— Языком ты бойкий, а вот посмотрим какой ты на деле. Сможешь сшить сапоги? Это тебе твоя вера не запрещает, — а сам опять смеётся. — Если сумеешь, то к какому сроку? И Боже упаси тебя испортить товар! Лучше сразу откажись, если нахвастал.

— Отчего же не сшить? Сшить оно можно, только мне надо «лапу», колодки, гвозди, лучше медные, в общем, — струмент.

— «Струмент», — говорит, — будет. Назови срок.

— Ежелив постараться и прихватить ночь, то к завтрему. К обеду. Только надо смерок сделать и как вам надо, со скрыпом?

— Вот что, человек божий, ты не торопись, делай на совесть, а насчёт «скрыпа», это без разницы, лишь бы сапоги были хорошие.

Раздобыл Москаленко всё что надо, и я сел за работу. Уж очень мне хотелось удивить командира. Вспомнил свой быткомбинат и чему когда-то учил батя, чтобы потрафить заказчику. Обточил подошву, в каблуки косячки врезал и набойки прибил. Чёрным лаком по торцам прошёл, — готово! Ладно сделал, лучше некуда, смотреть любо-дорого. Врать не буду, хорошая работа.

Прошу Москаленко оценить мои труды, ладно ли на его глаз.

Он долго разглядывал, мял голенища, щёлкал по подошве.

— Дюже гарны чёботы зробыв, — говорит, — царска обутка.

В обед приходит подполковник Берестов. Увидел сапоги, удивился. Примерил, а они на нём, как влитые. Как одел, так в них и ушагал в штаб. Сидим с Москаленко и чаи гоняем, а сам думаю — что же дальше будет? Куда меня служить определят? Наконец, заявляется мой командир, вижу довольнёхонек.

— Ну, человек божий, удивил ты всех. Твои сапоги лучше, чем у самого командира дивизии, а ему шили столичные мастера. Теперь у тебя заказов хоть отбавляй. Только мы поступим по-другому, — найдём тебе подходящее местечко. Тёплое и хлебное.