Деревенский дневник - страница 32
А с усадьбы, мне кажется, и началась перемена судьбы Виктора.
В марте нынешнего года зашел ко мне в Ужбол Иван Федо-сеевич. Он задержался й заночевал, а утром, лежа на печи, завел с Натальей Кузьминичной несколько ленивый, как бы праздный разговор.
«Ты кто, — спросил, — колхозница или избе своей сторож?»
Чувствуя себя как бы ответственным и за Наталью Кузьминичну и за Ивана Федосеевича и желая как-то сгладить неловкость этого разговора, я поспешил сказать, что Наталья Кузьминична больна и работать в колхозе ей врачи не разрешают. Но Иван Федосеевич не унимался. Он спросил, есть ли у Натальи Кузьминичны дети, а когда узнал, что один ее сын в армии, но есть еще и другой, в Донбассе, то совершенно спокойно рассудил:
«Был бы я у вас председателем, отрезал бы половину усадьбы, или пускай сын возвращается в колхоз. Не оставил бы тебе сорок пять соток».
«Это как же? — несколько даже растерялась Наталья Кузьминична. — Кто бы тебе позволил?»
«А вот так. Собранием бы решили».
«Да мы бы тебя, такого, с председателей прогнали».
Тут настала очередь удивляться могущественному Ивану Федосеевичу, с которым любогостицкие колхозники не посмеют так разговаривать, с которым и начальство говорит почтительно, выбирая выражения. Он спросил с удивлением:
«Это как же, прогнали бы?»
«Да вот так. Не охальничай!»
Я похолодел от неожиданного оборота, который принял разговор. Но друзья мои продолжали разговаривать довольно мирно, не видя во всем этом ничего для себя обидного.
Должно быть, все же разговор этот запал в душу Натальи Кузьминичны. А тут еще спустя некоторое время и в Ужболе, на правлении, заговорили о том, чтобы у таких, как Наталья Кузьминична, отрезать часть усадьбы. Сперва Наталья Кузьминична не хотела верить, что Николай Леонидович, который живет у нее, да к тому же не охальник, как Иван Федосеевич, чтобы мягкий и деликатный Николай Леонидович согласился с таким предложением колхозников. А потом, убедившись, что это именно так, она хотела было не пускать Николая Леонидовича к себе в дом, но, отойдя и смягчившись, все же пустила, предварительно отругав. Во всяком случае, она сочла за благо вызвать Виктора домой. Правда, поскольку второй ее сын в армии, усадьбу не отобрали бы, но все же, кто его знает, чем обернется дело. Чем искать где-то справедливости, пусть уж лучше Виктор живет дома. Раз уж такие пошли разговоры, хлопот и беспокойства не оберешься.
Вот так и случилось, что Виктор стал работать в колхозе и, как мне кажется, работой своей, да и вообще жизнью весьма доволен. Сказалось, я думаю, и то, что и мы с Андреем Владимировичем советовали ему так поступить, что вообще Виктору жить в доме, где бывает Андрей Владимирович, где живет Николай Леонидович, куда и мы часто приезжаем, интересно.
Парень он работящий, трезвый, имеющий вкус к культуре, — он любит слушать радио, читать газеты. Вот и надо бы, чтобы доступнее было каждому здешнему молодому человеку то, что Виктор имеет благодаря общению с нами, с Николаем Леонидовичем, который привез сюда свой приемник, приносит газеты и журналы. Надо, чтобы всего этого было больше в деревне. И дело не только в том, что надо выпускать побольше интересных книг и, журналов, да по дешевой цене. Дело не только в том, что надо больше выпускать хороших и дешевых приемников, мотоциклов, музыкальных инструментов. Надо еще и пропагандировать все это и многое другое, что украшает жизнь. Тут нужны бы своеобразные бесплатные прейскуранты, проспекты, из которых видно было бы, как и какими предметами можно обставить свой быт, какие журналы следует выписывать, какие книги читать. Надо приучить Виктора к необходимости иметь свою библиотечку, и не в сундуке или на подоконниках, а на красивой полке, иметь репродукции с хороших картин, хорошую и красивую посуду… Потребности его еще весьма ограничены, об очень многом он и понятия не имеет — не знает, к примеру, о существовании многих журналов, лишен возможности, имея деньги, выписывать их. Все это не требует дополнительных затрат ни материалами, ни деньгами. Сколько тратим мы на бездарную, никому не нужную рекламу, сколько изводим бумаги на серые и скучные издания — магазины забиты ими, — сколько изводим сырья на производство плохих, почти не раскупаемых вещей. В этом последнем легко убедиться, зайдя в любой райгородский магазин: в промтоварный, книжный, посудный, мебельный, культтоваров…