Деревенский дневник - страница 53

Там же, за усадьбами, где капуста росла, тетка Шура Соколова и зайцев видела — там кочерыжек в земле осталось много, они еще из-под снега торчали, не успело их засыпать, вот зайцы целой семьей и пришли. Бегали они там, резвились: ней праздник у них был, ней что. Дело-то было после скотины, хотя и темно, а на снегу видно. Тетка Шура пришла, сказала Андрею, — ему тогда очень хотелось зайца застрелить. Зайцев он, правда, не застал уже, но только тетка Шура не соврала, утром на снегу видны были следы. А зайца Андрей потом все же застрелил. Каждый день ходил, возвращался, когда уже темно было, стучится, бывало, и кричит: «Отворяй, мамка, зайца принес!» Он все обманывал. А однажды, глядит Наталья Кузьминична, беляк у него привязан: сам-то он маленький, а беляк — большой. Разделал он его, мясо зажарили, и хотя заяц весь красный, а мясо вкусное. А за шкуру опять-таки пять кило пшеничной муки дали. Наталья Кузьминична тогда сказала: «Андрейка, как у тебя разрыв сердца от радости не сделался, что зайца все же застрелил».

И уток Андрей, бывало, приносил: весь мокрый придёт, усталый, и утками обвешан. И раков приносил он из-за Павловска: он их там под берегом из ям таскал, — все тело у него изодрано от раков, у них ведь клещи… Все, бывало, хвалили сына за это его умение, а Наталья Кузьминична говорила: «Смотри, Андрей, где ружье да уда, там беда».

Видно, что все это она рассказывает потому, что скучает о сыне, который служит в армии, и гордится им.

Знойное утро. Алексей Петрович, к которому я зашел в рай. ком, вздыхает о дожде, жалуется, что, если не будет хорошего дождя, чтоб сантиметров на двадцать — тридцать промочило землю, картошка пропадет.

Он рассказывает, что в Стрельцах колхозники открыто украли сено, увезли его на лошади, которую дал бригадир. Иван Федосеевич посылал за этим сеном шофера, чтоб забрал, но тот побоялся ехать: народ там отчаянный, могут и убить, и поджечь. Стрельцы славятся и воровством своим, и драками до смерти.

Алексей Петрович послал в Стрельцы милицию и следователя, сказал, чтобы обязательно нашли воров и примерно наказали.

И в Вексе, по случаю престола, сидит милиция.

Интересно, что та сторона озера, где Ужбол, по преимуществу тихая: ни драк там не бывает, ни особенного пьянства, ни воровства, и вообще здешний народ приветливый, незлобивый. А вот на другой стороне озера, где Векса и Усолы, в праздник обязательно какая-нибудь история произойдет.

Жарко. Пахнет сгоревшей листвой. Над Ужболом с раннего утра стоит немолчный шум машин: гудят мчащиеся по дороге грузовики, рокочет бульдозер, который чистит пруд и отвозит вынутый ил на парники, постукивают и в поле какие-то. машины.

Наталья Кузьминична, раскрасневшаяся, пришла к обеду с лугов и говорит: «Над селом только шум идет, кто чего делает — и косят, и жнут, и пашут, и сеют, и всё машинами». Затем, не помню уж по какому поводу, она заметила: «Сначала рожь, потом мера!»

А за обедом принялась рассуждать:

«Всякой работе свое время. Сейчас вон сгребают, так это уж бабы пойдут, печи вытопив, — пока роса, не пойдешь ведь сгребать, вот и успеешь истопить печь. А в сенокос, так и в четыре, и в три часа выходили, тут уж ночью приходилось топить. Рожь серпами жнем, так печей-то утром и не топим: до десяти жнем, а в жару, когда жать нельзя, — потечет рожь, тут уж мы топим печи. Когда жара свалит, снова жнем. Как же, всякой работе свое время. Клевер вот сгребать, так его утром надо, по росе, потому что потом его растопырит».

Редкая, низкая рожь, как бы просвечивающая на солнце, колышется у дороги. Рожью быстро идет комбайн — такую скудную рожь убирать легко. За рожью чахлое картофельное поле; в междурядьях видна окаменевшая, потрескавшаяся земля, у самой дороги на кустах картофеля лежит толстый слой пыли, а в глубине поля многие кусты сгорели и страшно желтеют.

Алексей Петрович вздыхает. Пыль, клубящаяся над нашим «газиком», ложится на его синий шевиотовый костюм. Белое небо. Зной. Вспоминается чей-то рассказ, в котором тучный человек, секретарь райкома, в такой же точно зной, в такую же засуху потел, томился, и только молоденькая девушка, новый сотрудник райкома, внесла некоторую свежесть в его нудную жизнь. Писатель, мне кажется, хотел изобразить обыкновенного человека, не героя, не борца, а именно обыкновенного смертного, усталую душу которого могут омолодить лишь извечные молодость и любовь. Писатель как бы восставал в этом рассказе против красивой лжи, однако, увы, едва ли и сам сказал правду. Алексей Петрович тучен, немолод, и обыкновенней, кажется, не найти человека, но взбодрить его, внести свежесть в его жизнь может сейчас лишь хороший дождь, который спас бы картофель.